"Железный ветер"

[Аналитик]

2Marder

Будем почитать.

Лазарчука терпеть не могу, его пещерный антисоветизм отвращает такого ацкого большевика как я :-))

Круче пожалуй только Валентинов.

[Marder]

Лазарчука терпеть не могу, его пещерный антисоветизм отвращает такого ацкого большевика как я :-)) Круче пожалуй только Валентинов.

 

У Лазарчука пещерный? Нее, у него антелехентский

Вот Валентинов - это да, парагон классовой ненависти, да и пейсатель никудышный, в отличии от Лазарчука.

[Kirill]

2 Marder

да и пейсатель никудышный

Писатель таки неплохой - но таки да, читать лучше книжки с временм и местом действия подальше от России. Например, Дезертира или Спартака.

[vergen]

2Marder

2Kirill

ещё есть недурственный Николай Басов. тоже с антикоммунизмом, хотя унего скорее властененавистничество.

[Marder]

ещё есть недурственный Николай Басов.

 

Господь с вами, какой это писатель? Так, заурядный сочинитель худосочных, беспомощных текстов. Пейсатель и то лучше

[Аналитик]

Все, я наконец то переехал, поэтому теперь смогу выкладывать новые вещи более регулярно :-))

[Аналитик]

Глава вторая. Очень сложная для написания, так что ее еще редактировать и редактировать, но в целом суть происходящего, думаю, ясна.

Далее будет перерыв до Нового Года, надо кое-что очень серьезно подкорректировать в скелете сюжета. С января будет примерно по две главы еженедельно.

 

Блудный сын возвращается домой, улыбнувшись, подумал Виктор. Интересно, ожидать ли упитанного тельца заколотого к приезду любящим отцом?

Тихо, ровно шуршали по дорожному покрытию широкие шины, ровно гудела дизельная спарка. Девятивагонный автопоезд приближался к пригородам Мурома, пробивая ночную тьму ярчайшим светом фронтальной батареи галогенов.

Последние четыре месяца не баловали Виктора Таланова бытовым комфортом. Тесные отсеки военных дирижаблей, еще более тесные кабины жироциклов, чуть более свободные, но гнетущие кубрики подлодок. Вездесущие запахи металла, масла и газойля пополам с бензином. Острый аромат жизни балансирующей на грани встречи со смертью. А потом была прокаленная сушь африканских пустошей, где солнце похоже на адский очаг, а природа и люди безжалостны к слабым.

Африка, пожалуй, единственное место на земле, где еще остались голод и нищета. Не недоедание и скверные условия жизни, а настоящий голод, непрерывно собирающий богатую смертную дань. И настоящая нищета, отчаянная, неприглядная, безыскусная.

Но эта земля богата, очень богата. Золото, свинец, платина, вольфрам - все то, что движет вперед мир. И нефть, очень много нефти – кровь, питающая каждую клеточку цивилизации. Новый металл, смертельно опасный в добыче, который по слухам, решит раз и навсегда проблему нехватки электроэнергии. А еще – контроль над торговыми путями из Атлантики в Пацифиду. Не самая перспективная, не самая главная ключевая точка контроля над Индийским океаном, но в умелых руках и при достаточном количестве боевых дирижаблей-ракетоносцев и из Африки можно дирижировать многотысячным оркестром мировой трансокеанической торговли.

Поэтому на юге Африки не будет мира пока две сверхдержавы – Российская Империя и Североамериканская Конфедерация не разделят эту землю по негласным, но железно соблюдающимся границам. Но до этого еще очень далеко, и ему, Виктору, еще не раз доведется встретить на прохладных улицах российских городов людей с характерным загаром, одетых не по погоде легко, так, словно они до сих пор не могут остыть от жара далекого солнца. Встретить, обменяться понимающими взглядами и разойтись, не проронив ни единого лишнего слова.

Потому что Империя не воюет. И Конфедерация не воюет. Военные расходы растут, сходят со стапелей новые боевые корабли, поднимаются в небо новые аппараты легче воздуха, несущие уже до десяти управляемых ракет. Но войны нет, никто не хочет сражаться вновь, прививка почти столетней давности, превратившая Пруссию в Священный Пангерманский Союз и положившая начало закату Британии действует по сию пору.

Но все это позади, по крайней мере, на следующие три недели. Заслуженный двадцать один день полновесного внеочередного отпуска за заслуги и успехи, дома, в кругу семьи.

- Простите, я вам не помешаю?

Виктор взглянул на спутника. Тот подсел в двухместное купе на предыдущей остановке, с какой-то непонятной робостью примостился на обитое искусственным бархатом сиденье, почти на самый краешек, крепко прижимая к груди чемоданчик – «дипломат» желтой кожи, да так и застыл в неподвижности, нахохлившись, как воробей, так что Виктор почти забыл о его существовании.

- Нет, - немного удивленно ответил Таланов.

- Замечательно! – с энтузиазмом воскликнул спутник. Немного суетливо он привстал, протянул Таланову руку, уронив при этом чемоданчик, спохватился, наклонился, чтобы поднять, сбросив при этом стакан со столика у окна. Виктор поймал емкость у самого пола, уже заинтересованно наблюдая за эволюциями собеседника. Тот, смутившись окончательно и густо покраснев от смущения, все-таки распределил по купе «дипломат» и себя, с чувством пожал твердую ладонь Таланова.

- Здравствуйте еще раз, - сказал он вновь, теперь более уверенно, - понимаете, я работаю в издательстве, работаю в редактуре и коррекции, привык работать по ночам. Работа, понимаете, серьезная, а ночью тихо, спокойно, знаете ли, не отвлекает ничего, так вот. Такая работа.

Немного заблудившись во всех этих «работах» Таланов молча слушал.

- Вот я и говорю, много езжу и часто работаю по ночам, некоторым неудобно, возмущаются.

Виктор усмехнулся, ему неожиданно очень захотелось сказать смешному суетливому редактору-корректору, что работающий за полночь сосед – это ничего, это нормально. Когда веселые негры гоняли их штабной бронеавтомобиль по равнине, не в состоянии попасть из трех безоткаток – это было неудобно и возмутительно. Пушки были хорошие, французские, но в краях южнее Солсбери считалось хорошим тоном перед стрельбой дунуть добрую порцию китайской мутировавшей конопли, дескать, духи, толкающие пули, так лучше слышат.

- Нет, вы мне не помешаете, - скромно ответил он.

- Это хорошо, это хорошо! – обрадовался спутник. – Кстати, я Дмитрий, как Дима, Дмитрий Антонович. Вот так.

С этими словами он открыл портфель. На свет появились стопка исписанных от руки листов, стопка отпечатанных листов, пенал с набором разных канцелярских принадлежностей и наконец большая лампа с аккумулятором. Все это корректор расположил на столике и вооружился толстым красным карандашом, заложив второй за ухо.

Теперь Таланов понял, почему Дмитрий-как-Дима так стеснялся, включенная лампа давала свет почти как маленький прожектор, напрочь забивая уютный неяркий свет плафона купе мертвенным сиянием лампы дневного света, модной новинки года. Но возмущаться теперь, после собственного разрешения, было как-то неудобно, ехать оставалось не более получаса, так что Виктор вспомнил услышанное где-то «сильные люди – добрые люди» и решил быть снисходительным к чужим привычкам.

- Извините, привык с детства, - сказал Дмитрий, перехватив его взгляд, - могу работать только при ярком свете. Иначе никак.

- Да ладно, понимаю, - отозвался Виктор. – Над чем работаете?

Вопрос был риторическим, но корректор воспринял его с энтузиазмом, как, похоже, и вообще все, что делал.

- Очень интересный проект, очень любопытный! Виктор Терентьев, знаете ли, наверняка доводилось слышать?

Таланов наморщил лоб, вспоминая, имя было знакомым, но как-то ускользало, не даваясь памяти зацепиться. Помнится, чем-то подобным зачитывались ребята на «Нептуне», транспортном «ныряльщике», что вывозил их от мыса Албина.

- Ну, как же, «Гибель Империи», «Гражданская Война» и «Двадцатые годы». Их еще называют «Страшная Трилогия». Неужели вы не читали, это же самые популярные и известные книги последних лет!

- Последнее время я не очень много читал, - дипломатично заметил Таланов. – Времени все не было. Вы рекомендуете?

- Безусловно, безусловно. Это очень интересные произведения, они написаны в новомодном жанре, он называется «альтернативная история», слышали?

- Да, что-то такое слышал, - безразлично отозвался Виктор, теряя интерес к разговору. История, тем более «альтернативная» не числилась в списке его увлечений. Но было поздно, редактор сел на любимого конька, пришпорил вовсю и слезать уже не собирался. Дмитрий даже перестал повторяться.

- Автор описывает иную реальность, интересную, очень тщательно проработанную, но притом совершенно абсурдную, невероятную, я бы даже сказал болезненную. В его придуманном мире освоение Мирового Океана ограничилось простой добычей рыбы…

Таланов удивленно скривился.

-… а Мировая Война случилась в начале нашего века, в десятых годах. Германия ее проиграла, но жестче всего Терентьев обошелся с Россией!

- Она тоже проиграла? – скептически спросил Виктор.

- Если бы! Наше богоспасаемое отечество пало в результате революции, даже двух! В стране разгорелась гражданская война, в результате к власти пришли совершенно безумные, но очень решительные люди. История трилогии заканчивается в середине двадцатых. Книги пользовались огромной популярностью, содержание было абсурдным, но автор так тщательно продумал свою реальность, что в нее поневоле верилось. Совершенно другая история, люди, техника, наконец! Одни только аппараты тяжелее воздуха чего стоят. Никаких гироскопических агрегатов, подъемная сила возникала за счет крыльев особой формы.

- Ну, это возможно, - Виктор слегка покровительственно улыбнулся улыбкой человека перелетавшего на всем, от тысячетонного «Мамонта», до карликового одномоторного «Мотылька», - такие опыты давно ведутся, просто это слишком дорого, да и не нужно, никакой аппарат тяжелее воздуха не сравнится по автономности и дальности полета с дирижаблем, а для специальных задач есть жиро-машины. Так что здесь автор хватил лишнего.

Гулко, но по-своему мелодично прогудел встречный поезд, по окнам хлестнула желтая полоса его фар, в их свете Таланов увидел, что равнина уступила место густому лесу – начиналась пригородная зона насаждений. Еще немного и он дома.

- Да, но как красочно и убедительно он описал это «лишнее»! В таком страшном мире не хочется жить, но про него было очень интересно читать, настолько все было продумано. Например, Терентьев описал повсеместное развитие рельсового транспорта, который позволил перевозить гораздо больше грузов, а это в свою очередь сделало Мировую очень интенсивной и страшно кровопролитной.

- И, конечно же, она велась в-основном на суше, - подхватил Виктор.

Но Дмитрий не почувствовал нескрываемого сарказма и подхватил мысль:

- Да-да, на суше! Конечно, морские баталии так же прописаны. Но их мало и флотоводцы очень нерешительные. Никакого размаха, почти все сражения ограничены Северным морем.

- Мне не нравится, - решительно сообщил Виктор, - этот мир таков, какой он есть и незачем придумывать другой, тем более такой… страшный и ненормальный.

- Большинство читателей с вами не согласились, - жизнерадостно ответил корректор. – Тиражи были миллионные, и автор написал продолжение. Вот над первой книгой нового цикла я и работаю.

- «О, сколько нам открытий чудных…», - процитировал Таланов.

- Вот именно, вот именно. Теперь на первый план выходит Иосиф Джугашвили, только здесь он носит псевдоним «Сталин».

- Откуда же он взялся, - удивился Виктор, - ведь если «там» прогремела революция, развернуться «дети Бориса-Реформатора» никак не могли?

- Возвысился сам. Так сказать, силой природного таланта, - в тон ему отозвался собеседник, - а теперь самое главное…

Он сделал драматическую паузу, Виктор выжидательно приподнял бровь, теперь уже не надо было изображать интерес, удивительная история захватила его.

- Во-первых, - начал корректор, польщенный вниманием, - Джугашвили-«Сталин» носит френч и сапоги…

Таланов фыркнул.

- Во-вторых, он усат…

Таланов ухмылялся уже открыто.

- И в-третьих… - Дмитрий понизил тон, и Виктор приготовился к кульминации, убедившись, что внимание собеседника принадлежит ему целиком, корректор выдал финальное. – Он курит трубку!

Взрыв смеха сотряс купе, вплетаясь в тихую трель звонку. Автопоезд замедлял ход, слегка раскачиваясь на рессорах и поскрипывая тормозами, приближаясь к станции.

- Да, на этот раз фантазия явно изменила писателю… как его… Терентьеву, - сказал Виктор, собирая свой небогатый багаж – всего две сумки, старые и сильно потертые. – Спасибо, вы не дали мне заскучать. Хорошая поездка получилась!

- Всегда к вашим услугам!

- До свидания, может быть, еще увидимся.

С минуту, пока поезд не исчез за поворотом, Виктор просто стоял на перроне, в свете единственного фонаря, вдыхая свежий чистый воздух из которого стремительно исчезал газойлевый «аромат».

И все-таки хорошо, что «Экологический Кодекс» запретил двигатели внутреннего сгорания в городах и прилегающих зонах, подумал он. Паромобили это конечно неудобно в сравнении с авто, но с другой стороны – необходимость нажать на кнопку и ждать минут пять-семь пока не заработает змеевик – небольшая плата за чистый воздух и здоровье.

А теперь домой.

Он пошел вдоль перрона к спуску, ведущему к лесной тропинке, автоматические фонари включались и послушно выключались, освещая его путь до лестницы.

 

Он вновь вспомнил писательский разговор в кабинете отца, который держал портрет покойного «Железного Премьера» на рабочем столе, на самом видном месте в качестве назидательного примера – как должно работать. Самая известная фотография, черно-белая, сделанная в начале пятидесятых. На ней Джугашвили чуть исподлобья, склонив голову, смотрел в объектив из-за рабочего стола – с неизменных хитрым прищуром, в неизменном костюме-тройке, со щегольской бородкой («под козла», как ерничали многочисленные недоброжелатели). И, конечно же, без глупой трубки, но с мундштуком из слоновой кости с серебряными накладками – подарком президента Ходсона-младшего.

Он добрался домой быстро и без приключений. Впрочем, приключениям здесь взяться было неоткуда, район был застроен еще в двадцатых, во время «великой стройки» министра коммуникаций и индустриального планирования Ульянова, сейчас двух- и трехэтажные дома были заселены главным образом «средним классом», руководителями среднего звена и высокопоставленным земским чиновничеством.

Виктор не ждал, что в половине пятого утра кто-то еще будет бдить и собирался тихо прилечь хотя бы на пару часов на диване в гостиной. Но отец еще не спал, свет в его кабинете в мансарде Виктор заметил издалека.

Андрей Сергеевич, председатель правления «Таланов и партнеры» встретил его как обычно – со сдержанным радушием, которое постороннему могло бы показаться холодным. Но Виктор хорошо знал отца, в его глазах он прочитал не только радость, но и тяготы. Старик попытался, было, отнекиваться. Но Виктор сел в кресло и заявил, что не сдвинется с места, пока не получит ответ, потому что семья они или где?

 

- Вот смотри, сын… - отец потер ладони, собираясь с мыслями. В свете лампы черты его лица заострились, придав сходство с ястребом. – Ситуация получается следующая…

Он вновь умолк на мгновение, собираясь с мыслями. Виктор терпеливо ждал, наконец, Таланов-старший заговорил, и на этот раз речь его лилась быстро, но четко и ясно.

- Когда только начиналась кампания по освоению мелководных промыслов, мы сильно пролетели, решив, что это все преходяще и несерьезно. Мы вложились в рыболовство и комбинированные суда «парус-дизель». Впрочем, ты это наверняка помнишь…

Виктор молча качнул головой в утвердительном жесте. Да, это время он помнил хорошо. Отец тогда летал, словно на крыльях, воплощая в жизнь свою давнюю мечту, на которую откладывал и копил едва ли инее с детства.

-… и таким образом мы упустили момент, когда можно было просочиться на развивающийся рынок за копейку. Уже через три года промыслы моллюсков показали себя очень перспективными в коммерческом плане, мы так же кое-что заработали и хотели расширить вложения, но к тому времени Фонтейн уже фактически монополизировал отрасль.

- Я слышал, у «Трех Ф» ( «Fontain`s Fish and Food») сейчас большие проблемы, - аккуратно вставил Виктор, - на них насела Межконтинентальная Комиссия.

- Да, антимонополисты-пищевики плотно занялись старым пиратом. Он все-таки человек из прошлого, и там где «Таггарты» вывернулись, Фонтейн сядет на мель. Но это время, такие расследования ведутся годами. – Андрей Сергеевич помолчал и закончил резко, жестко. - А у нас этих «годов» нет.

- И куда же они делись? – полюбопытствовал сын. – Я не член правления. Но с мамой говорил и понял. Что все идет вроде бы неплохо… Или ты стал подделывать отчетность на старости лет?

Лицо Таланова-старшего исказилось, и сын понял, что сморозил глупость.

- Прости, пап, прости, - виновато и неловко сказал он.

Привстав, Виктор перегнулся через стол и неловко, с грубоватой нежностью хлопнул отца по плечу.

- Да ладно, - сказал отец, накрывая сыновью ладонь своей. Высохшие узловатые пальцы на мгновение соприкоснулись с мощной дланью Виктора, сжали в коротком, но не по возрасту сильном пожатии. – Садись.

- Нет, отчетность я не подделывал, - продолжил он, дождавшись пока Виктор сядет вновь. – Все проще и сложнее. Азиаты с их «объединением» (Имеется в виду созданное в 1967 году «Объединение морепромышленных ресурсов» в которое вошли Китай, Япония и Австралия с целью разрушения естественно сложившейся монополии Империи и Конфедерации на освоение ресурсов Тихого Океана, в первую очередь рыболовства.) наконец то доросли до серьезных флотов. И что самое печальное, они намерены вывести в океан суда на дизельном ходу, без комбинированных установок с парусами.

- Дорого, - скептически заметил Виктор.

- Вот и мы так же думали, - ответил Андрей Сергеевич. – Но оказалось, что азиаты умеют считать деньги лучше нас. Большие расходы на топливо они намерены покрыть и перекрыть за счет большей оборачиваемости походов. И, судя по всему, они не прогадали.

- Что из этого следует? – по-военному кратко спросил Виктор.

- Ничего хорошего. Сейчас их верфи полностью загружены, кроме того, китайцы сделали очень большой заказ британцам. Морские дизели, ступенчатый контракт на семь лет, страховка в «Ллойд-Петров», серия поставок с ремонтом и прочий набор. Повезло англичанам, учитывая, как их трясет все последнее десятилетие, когда Таггарт» вышибли «Королевское минеральное сообщество» с рынка «мокрых» металлов. И даже шумиха вокруг «Франкфурта» не помогла…

Он потер виски, собираясь с мыслями, сын терпеливо ждал понимая, как тяжело говорить отцу на такую болезненную тему.

- В-общем, в ближайшие годы рынок океанического рыбопромысла для таких как мы закроется. Конкурировать с американцами и траулерами Демидовых-Корсаковых мы еще могли, но теперь конкуренция вышибет всех малых и скромных. Пора сворачивать дело.

- Есть мысли, куда уходить?

- В том то и дело, сын, в том то и дело. Есть. У меня хороший знакомый в министерстве морхоза, он с полгода назад шепнул на ухо, что наши наконец то собрались подвинуть Фонтейна и норвежцев. Искусственные острова, моллюски в многоярусных комплексах, новые модифицированные образцы с фантастическим богатством протеина и прочих витаминов – французские генетики постарались. Что самое главное – в новом товариществе будет почти двадцать пять процентов вложений Дома.

Виктор приподнял бровь. По давно сложившейся традиции, ведущей начало еще от Константина Второго, долевое участие императорской семьи фактически означало государственную гарантию дела. Дом получал свои доходы, направляя их на «благотворительные нужды». Фактически это была еще одна форма государственного финансирования целевых программ, преимущественно образовательных. Понятно, что Дом очень тщательно отбирал проекты достойные своего участия, и если бы Таланов-старший смог попасть в заведомо узкий круг допущенных к такому делу, это сулило очень хорошие перспективы.

- Да-да, – повторил Андрей Сергеевич, с видимым удовольствием отвечая на невысказанный вопрос сына, – четверть. Мы конечно не очень велики, но хорошая репутация, хорошая деловая история, «патриотический список» потребителей только отечественного. Все это помогло, нам удалось попасть в круг соучредителей, не в «первую очередь», конечно, но это уже не столь важно.

- Так в чем беда? Деньги?

- Да. Очень большие.

- Сколько?

- Тебе столько не собрать и не занять. Поверь мне, - невесело ответил отец. – Но мы решили и эту задачу. Договорились с исландцами о продаже практически всех наших кораблей за умеренные деньги. Остров не богат, экономические рыболовы с парусным ходом им в самый раз, а мы не ломили цену. Даже еще немного заработали сверх установленного, потому что сделка в евромарках и прогон через Рейхсбанк позволит немного сыграть на курсе к рублю. Оплата за корабли, игра на курсе плюс небольшой заем в банке под гарантию деловой репутации и грабительские проценты от будущих доходов, вот и набралась нужная сумма.

- Так в чем беда? – искренне удивился Виктор, - пока я вижу, как ты опять все объехал на хромой козе.

Отец против воли улыбнулся, услышав свой же любимый оборот из уст сына.

- В том то и дело, что все складывалось удачно. До пятницы, то есть до вчерашнего дня. Комиссия приняла флот, заключение более чем благоприятное, покупатель должен был перевести деньги, единовременной выплатой. Но подтверждения от банка, нет.

- Они оказались?

- Неизвестно. Они просто молчат.

Виктор почесал переносицу мизинцем, добросовестно обдумал услышанное.

- А как это возможно? – спросил, наконец, он, не придумав ничего лучшего.

- Если бы я знал, - желчно ответил Андрей Сергеевич. – Покупатели просто молчат. Причем даже их представители в Германии и в нашем порту не смогли связаться с патронами. И если мы не проведем сделку в течение трех дней – займа не будет, соответственно не будет и участия в ракушковых фермах, чтоб их…

- Телефон, изограф, заказ радиопереговоров напрямую, - с ходу перечислил Виктор возможные варианты.

- Все пробовали, или ты меня за дурака держишь? – терпеливо разъяснил отец. – Здесь завязаны многие интересы, в том числе и того хорошего человека, который подсказал идею и лично поручился за меня перед товарищем министра (то есть перед заместителем) морского хозяйства. И получается, здесь дело не в нас, и не в какой-то прихоти, Остров вообще не отвечает на запросы и не выходит на связь. Можно конечно предположить, что донные кабели пострадали от какого-нибудь катаклизма, но молчит и радио.

- Мистика какая-то, - искренне удивился Таланов-младший. – Невозможно такое.

- Невозможно, - согласился старший, - но случилось. Грешат на циклон и электромагнитную бурю, там вроде шторм и какие-то странные помехи, очень мощные. Но нам от этого не легче.

- И теперь ты отправляешься лично.

- Да. У меня три дня, затем кредитное соглашение перестанет действовать, и можно будет сливать воду. Новое мы оформить просто не успеем, евробанкиры медленны на руку, товарищество закончит оформление «второй очереди» раньше. Так что автожиром до Москвы, там на скоростной дирижабль и с пересадкой в Осло прямиком туда, в Рейкьявик. Должен успеть и еще останется время, сейчас заработала новая пассажирская линия через океан, эти новые тепловые «пузыри», которые похожи на бумеранг.

- «Летающее крыло», - подсказал Виктор.

- Да, вроде так, они делают почти четыреста километров в час. Надеюсь, что в полете меня застанет радостное известие о том, что наши проблемы решены. Иначе нам останется только привольное житье рантье.

- Ладно, пап, не грусти, - Виктор не очень понимал, какие правильные и одобряющие слова нужно говорить в такой ситуации, но искренне постарался утешить отца. – Не может такого быть, чтобы сломалось все и сразу. Три дня – это три дня, я думаю, ты услышишь хорошие новости уже в пути. Ну а если все-таки что-то пойдет не так…

- Хм… - Таланов-старший скривился. – Сынок, ты меня прямо воодушевляешь!

- Пап, я же военный, нас учат, что побеждает не тот, кто планирует, как хорошо он распорядится победой, а тот, кто тщательно продумывает, что он будет делать, когда все пойдет наперекосяк.

- Вот на что идут наши кровные денежки, - через силу, но все же улыбнулся Андрей Сергеевич. – Наша доблестная армия учится проигрывать…

- Нет, она учится побеждать, - Виктор решил ковать железо пока горячо, старательно отвлекая отца от невеселых мыслей. – Тот, кто готов к поражению – не боится его. В неспокойное время живем, с конфедератами все совсем не весело.

Андрей Сергеевич встал, чуть потянулся, покрутил кистями, разгоняя кровь.

Сумрак, заполняющий кабинет поблек, темень за окном заиграла новыми оттенками серого и черного, разделившись на уровне горизонта тончайшей нитью алого.

- Рассвет близится, - сказал отец, по-прежнему стоя. Он смотрел в окно, и на лице его, быстро сменяя друг друга, проходили выражения усталости, печали, затаенного гнева. Словно карты тасуемые руками опытного фокусника.

- А что там у вас? – неожиданно спросил он. – Армия стоит на страже?

- Как всегда, папа, как всегда, - дипломатично ответил Виктор. – Он хорошо понимал, что на самом деле отец беспокоится о нем лично, но, понимая специфику работы сына, облекает вопрос «как дела» в дипломатичную форму. – В Африке неспокойно, конфедераты наращивают флот, англичане цепляются за прежние заслуги. Все как обычно.

- И какие… перспективы? – по-прежнему как бы отстраненно продолжил Андрей Сергеевич.

- Как всегда, мы всех побеждаем, - с этими словами Виктор тоже поднялся и обнял отца, чувствуя через ткань пиджака, как похудел старик.

- Ты тоже всех победишь, я знаю и верю, - очень тихо сказал он, почти прошептал. – Если тебе понадобится моя помощь – только скажи. А если не получится… У меня тоже есть пара хороших знакомых среди экономических контрразведчиков, они посоветуют, куда вложить деньги. В Южной Африке хорошие перспективы. Не все же на океане зарабатывать, на суше тоже есть много интересного.

- Спасибо, сын, спасибо, - Андрей Сергеевич так же крепко сжал сына в объятиях, все еще не по возрасту крепких. – Мне тебя не хватало.

Он решительно отстранил младшего и с пару мгновений всматривался в лицо сына. Казалось, только вчера держал на руках крошечный сверток со слабо плачущим младенцем. Но это было тридцать лет назад, и теперь сын – капитан, почти майор морской пехоты Империи, элита вооруженных сил, боевой офицер, который никогда не рассказывает, чем занимался на службе и не имеет права хранить дома наград, а это о многом говорит понимающему человеку.

И пусть все корабли сгорят, деньги обесценятся, и океан обмелеет, у него есть сын, которым можно и нужно гордиться, а значит, жизнь уже прожита не зря.

За окном, в предрассветном небе прошелестел моторами, мигая посадочными огнями автожир.

- Я пойду, - решительно сказал Андрей Сергеевич, - не провожай, не люблю я этого.

- Я помню, - в тон ему отозвался сын, - иди.

Виктор стоял у окна и смотрел, как высокая, подтянутая фигура отца прошла по дорожке, в плаще и с чемоданчиком в руках, к калитке.

Отец, папа, милый и родной человек. Тот, кто не бросил сына, болезненного и слабого, переболевшего всеми мыслимыми детскими болезнями. Тот, кто всегда находил время и любовь для мальчика, подростка, юноши

Я тебя жду, - тихонько, одними губами сказал он, - Возвращайся скорее из своей «молчащей Исландии».

[Цудрейтер]

2Аналитик

Ну наконец-то! Комрад вы "растете", читается легко и интересно. По мелочам накидаю попозже. А что, при таком развитии морского дела, неужели ничего не просочилось с захваченной Исландии?

[Dionis]

Согласен, читать стало намного легче. И интересней. Ждём-с продолжения.

[DimProsh]

2Аналитик

Спасибо!

 

Тихо, ровно шуршали по дорожному покрытию широкие шины, ровно гудела дизельная спарка.

"Ровно" дублируется намеренно?

Как и в предыдущей главе вступительная (описательная) часть перенасыщена прилагательными... Прилагательные - зло... Диалоги, действие - заметно лучше...

 

во время «великой стройки» министра коммуникаций и индустриального планирования Ульянова

Чрезмерно громозкая фраза... Так в "официальных печатных изданиях" пишут... Имхо, уместнее было бы что-то типа "во время «великой Ульяновской стройки»"... А про министра сноской, как в других аналогичных местах...

 

Остров не богат, экономические рыболовы с парусным ходом им в самый раз, а мы не ломили цену

Имелись в виду "экономичные"?

 

 

Спасибо еще раз!

[Аналитик]

2DimProsh

Спасибо!

Пока не за что :-))

"Стрижка только начата!"(с)

 

"Ровно" дублируется намеренно? Как и в предыдущей главе вступительная (описательная) часть перенасыщена прилагательными... Прилагательные - зло...

Нет, обычная описка. Редактирование - процесс бесконечный.

 

Чрезмерно громозкая фраза... Так в "официальных печатных изданиях" пишут... smile3.gif Имхо, уместнее было бы что-то типа "во время «великой Ульяновской стройки»"... А про министра сноской, как в других аналогичных местах... smile3.gif

Да, здесь сносок будет больше чем в "Н.М.".

 

Имелись в виду "экономичные"?

Да. Это я маху дал.

[Цудрейтер]

Вот что еще меня немного удивило

 

Мы вложились в рыболовство и комбинированные суда «парус-дизель».

 

Оно довольно странно что в вашем мире так долго не могли сообразить что

 

Большие расходы на топливо они намерены покрыть и перекрыть за счет большей оборачиваемости походов.

 

Это же один из ключевых факторов промышленного бума конца XIX века - таскать через море стали больше и быстрей. Если ваши этого не умеют то как у них выглядит торговля?

[Аналитик]

2Цудрейтер

Это же один из ключевых факторов промышленного бума конца XIX века - таскать через море стали больше и быстрей. Если ваши этого не умеют то как у них выглядит торговля?

Речь идет не о транспортных перевозках, а именно о рыболовстве. Оно у малых (и не только) компаний преимущественно гибридное - дизель плюс парус, потому что экономно. Естественно, никто не гоняет через океаны парусные контейнеровозы на десятки тысяч тонн.

[Аналитик]

Да и парусники современные, с автоматизированным управлением и проч.

[Kirill]

2 Аналитик

У гафельной шхуны без всяких автоматизированных управлений обойтись можно при минимуме экипажа. Только вот со скоростью доставки груза и ее предсказуемостью - облом. При наличии же хорошего дизеля паруса будут только мешать.

[Аналитик]

Я учту это.

Изменено 20 декабря, 2010 пользователем Аналитик

[Цудрейтер]

Кстати по поводу бермуд/гафелей. В нашем мире есть довольно уникальный кораблик. Можно такие включить в повествование для оживляжа.

 

Это как раз гибрид гафельного вооружения и бермудского.

Изменено 20 декабря, 2010 пользователем Цудрейтер

[Игорь]

2Аналитик

только эти наброски храни где-нибудь ещё.Например,распечатывай в бумагу.

[еремей зонов]

2Игорь

Например,распечатывай в бумагу.

Гы, порадовался - представил зримо процесс

[Игорь]

2еремей зонов

Гы, порадовался - представил зримо процесс

между прочим,Юрий Батькович,иная бумага живёт дольше электронных носителей...

[Konst]

2Игорь

Еремей у grammar nazi - смотри, он ведь заставит тебя распечатывать "в бумагу"

[Аналитик]

2Цудрейтер

Кстати по поводу бермуд/гафелей. В нашем мире есть довольно уникальный кораблик. Можно такие включить в повествование для оживляжа.

В этот раз все будет более "сухопутно". При этом я использую достаточно много мулек припасенных для Бирмингемского сражения "Нового Мира".

А вот потом, когда (если) "мир воды" пойдет в контрнаступление, действие перенесется на море и в воздух, тогда весьма пригодится, пасиба.

 

2Игорь

только эти наброски храни где-нибудь ещё.Например,распечатывай в бумагу.

Можно сделать еще хитрее, воспользовавшись советом Лео Калганова - распечатать и послать заказным письмом самому себе. И пусть лежит.

Но в данном случае это не нужно.

Я храню копии на случай всяких скоропостижных неприятностей с аппаратурой. А красть работу о которой знает столько людей бессмысленно.

Махинация с "Новым Миром" была основана на том, что я "на доверии" сам отдал книгу в чужое владение, официально оформленное договором. Второй раз подобной ошибки не совершу :-))

[еремей зонов]

2Konst

Еремей у grammar nazi - смотри, он ведь заставит тебя распечатывать "в бумагу" 

[Аналитик]

Второй вариант пролога.

Мне нравится больше первого. Но в принципе при некоторой доработке может пойти и как эпилог.

 

Было холодно и пасмурно. Сентябрь в этом году выдался теплым и солнечным, но с утра юго-западный ветер принес низкие, свинцово-серые облака, изредка проливающиеся мелкой моросью. Вместе с облачностью ветер выдул из развалин Барнумбурга и осеннее тепло, поэтому солдаты ожидающие визита важного гостя время от времени неосознанно ежились – промозглая сырость прокралась под броню «сотки» .

 

/"сотка" - «СБМ-100» - первая серия «бронеходов» - глубинных скафандров приспособленных для военного использования на суше. Переделки были минимальны, главным образом – замена системы замкнутого газообмена на фильтрующую./

 

Их было двое – одинаковые грузные, приземистые фигуры в боевой броне, старой, заплатанной, с полустертыми эмблемами штурмовой пехоты Восьмой Танковой. Два человека без шлемов, но в респираторах, на краю расчищенной посадочной площадки, небольшого пятачка среди развалин.

Полевой аэродром расположился на территории бывшего «Мира Воды», с одной стороны его окаймляла сеть паутинных ферм, когда-то поддерживавших прозрачные стены самого большого в Европе океанариума. С другой – руины, ранее бывшие складами и административными зданиями, теперь они застыли каменными волнами, похожие на мгновенный снимок бушующего моря, воплощенный в бетоне и кирпиче.

Один из встречающих оттянул на резиновых лямках рыло респиратора и что-то сказал другому, тот непонимающе пожал плечами – слова тонули в ровном вибрирующем гуле, непрерывно стоящим над мертвым городом, бывшем «Жемчужиной Европы». Почти рядом с площадкой пролегала «дорога смерти» - рокада, питавшая северный Фронт во время второго наступления «семерок», а теперь одна из основных транспортных артерий, питавших титаническое сражение, развернувшееся за последний плацдарм на континенте. Десятки, сотни машин, многотонных дизельных тяжеловозов день и ночь везли людей, технику и амуницию на северо-запад.

Вдалеке проплывал тяжелый дирижабль ПВО, сплюснутый бублик несущий на подвеске ажурное цилиндрическое сооружение в виде сложносоставной решетки. Радар, не иначе на взлет пошел, через несколько часов он зависнет в стратосфере на высоте почти тридцати километров, наводя тяжелые ракетоносцы и подводных охотников на морские конвои нелюдей, отчаянно пытавшихся удержаться на континенте.

Значит, прикрытие прячется где-то в отдалении, вероятно в облаках, тяжелые аппараты дальнего обнаружения были слишком ценны, чтобы парить в одиночестве.

Первый склонился ближе и повысил голос.

- Опаздывает…

На этот раз его поняли, второй кивнул.

- Ненамного, - в свою очередь почти прокричал он. – Наверное, идет зигзагом по низу.

Теперь понимающе кивнул первый. Заслугами Восьмой Противовоздушной у «семерок» хронически не хватало авиации даже для поддержки фронта, так что прежний террор самолетов с ненавистными черно-белыми эмблемами ушел в прошлое. Но все же время от времени легкие одномоторные истребители прорывались через завесу ракетно-артиллерийского щита, кусая редко, но болезненно.

Первый чуть склонил голову, словно к чему-то прислушиваясь.

- На подходе, - кратко сообщил он.

Гироплан появился внезапно, бесшумно вынырнул из-за огрызка обзорной башни и почти отвесно упал на расчищенную площадку, вцепившись в нее посадочными стойками. Машина была из старых, сделанных еще по довоенной схеме «крыло-вентилятор», четырехместный разведчик, переделанный в легкий штабной аппарат. Удивительно было, как этот обшарпанный ветеран пережил минувшие годы.

Ротор замедлил бешеное вращение, почти неслышимый в гуле «дороги смерти», боковая створка отошла в сторону и два пассажира ступили на землю, мужчина и женщина

Встречающие слаженно шагнули навстречу, одинаковыми жестами отдавая честь. Они заметно робели, как и положено, когда перед тобой стоит живая легенда.

В мужчине было слишком много всего. Он был слишком высок, почти метр девяносто. Слишком прям, не просто с военной выправкой, но словно вместо позвоночника был вставлен стальной стержень. Ветер рвал черное кожаное пальто-реглан, вызывающе неформенное, скрывающее идеально выглаженный мундир гвардейца. Рукава пальто заканчивались тусклым блеском металла. Офицер такого ранга и положения мог рассчитывать на нормальную биопластику, даже не на стандартные упрощенные трехпалые имплантаты, а на полноценные руки. Но человек в реглане пользовался древними протезами, без камуфляжа и перчаток, словно выставляя увечье напоказ.

На фоне его мощной фигуры, кажущейся еще шире из-за покроя плаща, сопровождающий офицер связи, почти подросток, казалась хрупкой и тонкой, как стебелек.

Прибывший одним быстрым взглядом окинул окрестности, скривился и дал отмашку встречающим. Слегка недоуменно поднял бровь при виде их брони.

- Господин полковник… - слегка неуверенно сказал первый. – Дьяволиты … Их здесь много развелось, иногда обстреливают посты. Мы еще не всех извели.

 

/"Дьяволиты"

Вторжение вызвало к жизни множество сект апокалипсического толка. Наиболее радикальными были т.наз. «водоходы» и «дьяволиты». Первые считали, что человечество должно покинуть сушу, оставив ее агрессору и вернуться в воду, колыбель жизни. Вторые исповедовали сатанизм, считая Вторжение – Судным Днем, а «семерок» посланцами дьявола, которым следует всемерно помогать./

 

- Возьмите, - с этими словами второй протянул полковнику респиратор. – Ветер меняется, несет пыль.

С гримасой неудовольствия полковник принял и надел полумаску, металл искусственных рук слегка поскрипывал, резиновая лента неприятно холодила кожу головы под короткой линией стриженых волос. «Намордники» он ненавидел еще с тех времен, но респиратор был меньшим злом в сравнении с радиоактивной пылью, ядовитой памятью первого штурма «Линии Зигфрида». Той самой, взломать которую смогли только концентрированными атомными ударами.

- Где? – коротко спросил он.

- Идемте. Это рядом.

Второй широким жестом указал направление, одновременно отступая и давая дорогу полковнику. Первый возглавил движение. Девочка-связист старалась попасть в такт широким шагам полковника. Он шел быстро, плащ развевался под порывами ветра словно мантия.

Дети, настоящие дети, думал полковник в такт шагам. Понятие «исчерпание мобилизационного потенциала» для гвардейских частей с их приоритетом набора было достаточно абстрактным, но здесь, в тылу наступающего фронта оно приобретало непривычную остроту. Офицер связи, которой в прежние довоенные времена было бы самое время шить первое платье для выхода в свет. Пилот гироплана, которой было от силы лет двадцать. И эти двое, мальчишки, не больше восемнадцати, чуть сутулящиеся под тяжестью бронеходов с энергопотреблением выставленным ради экономии на минимум. Подростки с глазами убийц и чертами лица заостренными хроническим недоеданием.

Идти пришлось и в самом деле недолго, по дороге уже достаточно хорошо расчищенной от крупных обломков, но усыпанной щебнем и битым кирпичом. На глаз он бы предположил, что пути их лежит по улице Бергмана вдоль бывшего центрального парка, но однозначно поручиться не решился бы – слишком мало осталось знакомых ориентиров в городе, четырежды переходившем из рук в руки, стертом до фундаментов десятками тысяч снарядов, обычными и термобарическими бомбардировками. По дороге то и дело встречались патрули и группы солдат, большинство из линейной пехоты, но попадались и бронеходы, такие же старые и поношенные как у его спутников. Его замечали, отдавали честь и провожали взглядами, испуганно-восхищенными и настороженными.

Полевая лаборатория инженерно-саперного корпуса представляла собой пять или шесть огромных брезентовых палаток-ангаров раскинутых на металлических каркасах прямо на Площади Виктории. А может быть на Площади Фонтанов или еще какой-то из неполного десятка. Здесь было заметно оживленнее. Команды техников готовили к работе несколько легких танков со снятыми башнями и эмблемами «топора и кирки» и даже один «диктатор» переоборудованный под машину разминирования с катками и широким «плугом» электромагнитного детонатора на покатом лбу. Старенький паромобиль обвешанный телескопическими антеннами миноискателей свистел и хрипел плохо пригнанными уплотнительными кольцами цилиндров, механик, такой же древний как машина, отчаянно ругался в голос, мешая немецкий и французский, поминая мать, отца и всю родню парового агрегата, начиная с первого паровоза. Его упражнения в словесности не мог заглушить даже респиратор сделанный из обрезанной наполовину трофейной газовой маски.

Инженеры готовились к новому рейду на город, напичканный минами и неразорвавшимися снарядами, смертельно опасный даже сейчас, когда в нем не осталось ни одного врага кроме разве что окончательно свихнувшихся «дьяволитов».

- Виктор, - негромко окликнул сзади глубокий раскатистый бас, очень знакомый и совершенно нереальный здесь и сейчас. Полковник обернулся.

Этого быть не могло, но тем не менее было. Их маленькую процессию догонял быстрым размашистым шагом человек лет сорока, с длинной гривой седых волос и бородкой клинышком. Очень знакомый и все так же ненавистный, в маскировочном комбинезоне неуместной здесь тропической расцветки, но без верного тринадцатимиллиметрового противотанкового «Герлиха».

- Франциск, - полковник ограничился кратким приветствием и коротким кивком. Седовласый не стал протягивать руку, тоже кивнув.

- Какими судьбами? Я полагал, ты немного южнее, – очень сухо спросил офицер.

- Я достаточно свободен в перемещениях - лаконично ответил Франциск.

- Ясно. Твой русский улучшился.

- У нас много ваших и конфедератов, отставников и списанных по здоровью. Тех, кто не может служить в линейных войсках. У нас требования гораздо ниже. Был бы опыт и железо в позвоночнике. Моих негров можно учить даже с инвалидного кресла.

Полковник все так же сухо усмехнулся.

- Надо думать, - он нетерпеливо повернулся к сопровождающим со словами, - Куда дальше?

- Мы пришли, - второй юноша все тем же жестом указал на самый большой ангар. – Проходите, мы подождем здесь.

 

Внутри было почти пусто, гулко и темно. Лампы-времянки под потолком были погашены, основным источником освещения служил большой, метр на полтора световой планшет посередине помещения. Ангар был велик, но почти целиком заставлен ящиками с оборудованием, прячущимся в изломанных тенях. Запечатанные ящики, открытые ящики, механизмы непонятного назначения и причудливых очертаний, два мощных генератора с составными вытяжными трубами протянутыми прямо по земле к выходу прикрытому пологом.

Франциск рефлекторно отступил в сторону, чуть пригнувшись, настороженно обшаривая взглядом окружение.

- У меня мало времени, - бесстрастно сказал в пространство полковник, сняв респиратор.

- Одну минуту! Одну минуту! - донеслось из ящичного лабиринта.

Прошло меньше минуты и к ним вышел, точнее, почти выбежал низенький сморщенный человек в лабораторном халате. Халат когда-то был белым и казался совершенно неуместным на фоне царившего вокруг сурового милитаризма.

- Да, здравствуйте, господа, - на ходу поприветствовал он гостей. – Сюда, пожалуйста.

С этими словами он включил планшет с вынесенного на кронштейне пульта.

Франциск и полковник шагнули к экрану, связистка осталась у входа, бдительно положив руку на рукоять пистолета в расстегнутой кобуре.

- Не будем тратить времени, - произнес человек в халате. – Я Петр, Петр Аркадьев, инженер из отдела прикладных акустических исследований при Институте глубинного кораблестроения. Попутно еще и медик, специализация – компрессионные травмы и патологии крови у подводников. Здесь мы испытывали новый способ обнаружения мин бесконтактной инициации, последний, так сказать, писк моды нелюдей. Мы используем комбинированный метод, ультразвук и сейсмические колебания при выстреле в среду специальной пулей…

- Ближе к делу, - все так же кратко попросил полковник.

- А, да.. ну да.. Значит, мы испытывали аппаратуру в разных режимах в, так скажем, замусоренных местах… Здесь таких хватает. Собственно, весь Барнумбург – сплошное кладбище железа и… хм-м-м… прочих следов военных действий.

Он щелкнул пультом. Ровное белое свечение планшета подернулось рябью, помутнело и окрасилось в фиолетово-синие тона. Еще щелчок и хаотическое мелькание точек разом собралось в странный рисунок-схему. Неискушенный взгляд угадывал какие-то знакомые элементы, но сознание упорно отказывалось собирать в привычную картину.

- Это общий вид района между бульваром Маркса и улицей Герцхеймера, как она показана нашими приборами до обработки изображения, - Аркадьев испытующе посмотрел на собеседников. – Вам ведь знакомо это место?

- Мне знакомо это место, я там был, - саркастически ответил Франциск, делая нажим на слове «был», - но будь я проклят, если есть хоть гран общего с вашими каракулями.

- Это понятно, - не смутился инженер, - дело в том, что аппаратура показывает трехмерную схему некоего подземного ареала. Если ее обработать с помощью ЭВМ и подчистить от несущественного, то получится вот что…

Словно невидимая рука прошла по экрану, стирая рябь, изображение одним скачком приблизилось, исчезла большая часть пунктирных линий.

Франциск вполголоса сказал что-то на незнакомом языке, наверное, на родном португальском. Полковник со свистом втянул воздух.

- Да, теперь узнаю, - сказал он после недолгого молчания. – Атриум и часть подвала, северное крыло.

- Наш метод показал очень хорошие результаты, - продолжил Аркадьев, - и по согласованию с комендантом района мы немного сместили… в смысле, изменили границы обследуемого района. Искать было сложно, центр более всего пострадал от бомбардировок, но все же мы нашли. Отчасти нам повезло, на подвал буквально легла плита перекрытия, она как саркофаг накрыла интересующие нас помещения…

По лицу полковника прошла судорога, инженер запоздало понял, что в свете давних событий оборот получился очень неудачным.

- Извините, - виновато произнес он, - я понимаю, бестактно получилось… Ведь вы там были…

- Не понимаете, - сказал как обрезал полковник, - давайте дальше.

Инженер потер переносицу, собираясь с мыслями.

- Как я понимаю, вас интересует не все, а только один определенный момент? – полувопросительно, полуутвердительно сказал он.

- Я и так знаю, что там было, - ответил полковник. – Я был там до самого конца. Почти до самого…

Сервоприводы протезов скрипнули, сжимая в кулаки металлические пальцы. Офицер глянул на них с недоумением, словно в первый раз видел и закончил, - Меня и командование интересует, что было потом, когда все… свидетели… покинули подвал. Чем все закончилось.

- Понимаю, - вновь повторил инженер, его пальцы стремительно щелкали кнопками на пульте, спиральный шнур соединяющий пульт с планшетом прыгал и вился словно живой.

Изображение снова мигнуло, расплылось и собралось в совершенно иную картину.

- Мы очистили схему электронным обсчетом, удалили все паразитные контуры и помехи, отретушировали обломки. Как я уже сказал, в исследовательском плане очень повезло, что плита опустилась вся, целиком. Останки… - Петр запнулся, глядя на бледное, разом осунувшееся лицо полковника, - останки практически не смещены. Мы видим в точности то, что произошло в последние секунды перед тем как была подорвана несущая колонна.

Франциск глубоко вздохнул.

- Поясните… пожалуйста, - попросил офицер неожиданно тихо и почти робко.

- здесь мы видим отрезок коридора, переходящий в основной зал, - начал пояснение инженер, поневоле сбиваясь на менторский тон. – На эхограмме отчетливо видно девять тел. Шесть из них принадлежат…

- Нелюдь, - сурово продолжил Франциск. – Видно по головам.

Действительно, похожее на рентгенограмму в темно-синих тонах изображение отчетливо проецировало крошечные овальные пластины из химически чистого золота на основаниях черепов. Такие вживляли только Собратьям По Оружию – отличительный признак абсолютной чистоты крови.

Элитная пехота Нации, проклятых «семерок». Даже сейчас, когда Нелюдь вынуждена бросать в бой сервов и «хиви», убить «брата» очень нелегко, планка призыва и обучения по прежнему запредельно высока.

В южной стороне подвала мы видим скелет человека лет пятидесяти-шестидесяти. Судя по состоянию суставов, покойный был очень тесно связан с морем и часто испытывал характерные травмы. Много погружался с минимальным соблюдением техники безопасности, но скорее всего в молодости. У него нет ноги, судя по состоянию спила это была прижизненная ампутация.

Он замолк, выжидающе глянув на собеседников.

- Это Цахес, - сказал наконец полковник, – осколок раздробил ему ступню и Поволоцкий отнял ее прямо на месте.

- Мы тоже так решили, - заметил Петр. – Но это еще не все. Видите вот эти отблески, здесь и здесь? – он вытащил из кармана халата ручку и указал на планшете. – Это осколки. Он был ранен перед смертью, с поражением легких и пневмотораксом, раны смертельны.

- Других ран у него не было, - насупился Франциск, - когда мы уходили, только нога. Значит, это было уже после…

- Значит, после, - согласился Петр – кроме того, в руке у него какой-то предмет в основном металл, с включениями целлулоида и эбонита.

Что-то огромное и тяжелое прогромыхало гусеницами совсем рядом, оглушительно ревя низкими оборотами дизеля. Дождавшись, пока шум отдалится, инженер сместил и увеличил изображение.

- А вот остальные. Первый из … - он снова запнулся. Подбирая слово, - из защитников погиб у самой лестницы, в начале коридора. Рядом с ним, насколько можно судить, ручной пулемет, скорее всего трофейный MGI, «пятидесятка». Вокруг гильзы подходящего калибра, он однозначно отстреливался. Я не изучал специально историю осады, но насколько помню «Летопись», это Горциашвили?

- Да, я оставил его прикрывать отход. И у него был пулемет.

Связистка у входа удивленно обернулась. Она служила при командире батальона уже не первый месяц и видела его в самых разных видах. Он мог быть разъярен, рассержен, недоволен, сдержанно удовлетворен, но независимо от ситуации и внутреннего состояния полковник никогда не позволял себе сбрасывать маску ровной сдержанности.

Но сейчас... Сейчас Виктор Таланов словно сбросил личину, ставшую за годы частью его самого, вырвал с корнями и кровью. Его голос был надломлен и чуть вибрировал.

- Только не «пятьдесят», а «полторы», с призматическим магазином, - совсем тихо закончил он.

- Оружие слишком сильно повреждено ржавчиной, - будто извиняясь продолжил инженер, - слишком сложно определить… У него отчетливые граненые осколки в голове и верхней части туловища, однозначно граната. Второй защитник погиб у самого входа в подвал. И как видно, в окружении нелюди. Их пять трупов. Двое со следами ножевых ранений. На самом защитнике следы множественных ударов, вызвавших переломы, ножевые порезы, главным образом на руках, оставили следы даже на костях. И обратите внимание, как расположено тело…

Ручка вновь порхнула над экраном.

- Он словно держит за ногу одного из «братьев». Лучезапястный сустав и лучевые кости раздроблены, но если я хоть что-нибудь понимаю в медицине, он не разжал хватку и после смерти.

Два воина стояли и молча смотрели на экран с которого немо улыбались оскалами черепов призраки прошлого. Прошлого далекого, и одновременно такого близкого.

 

"Ты не простишь. Но надеюсь, хотя бы поймешь..."

 

- Понимаешь? – спросил Франциск.

- А чего здесь понимать… - эхом отозвался Виктор. – Взорвалась мина или снаряд, на углу, где сорвало кирпичную подушку с окна. Цахеса посекло осколками, скорее всего детонатор сломался. И Цахес его чинил. Горциашвили отстреливался на лестнице, его забросали гранатами. «Братья» бросились в подвал, чтобы догнать беглецов. И он их встретил…

- Двоих он зарезал, это точно, - продолжил Франциск, опершись на край планшета. Словно ему стало трудно стоять.

- Да, больше некому. А остальных… остальных он просто не пускал. Там было слишком тесно, а их слишком много, не могли стрелять, они били его прикладами и тесаками. Но он все равно не пустил их, пока Цахес не замкнул цепь.

Аркадьев щелкнул выключателем, лампы мигнули, разгораясь слепящим белым светом. Мерцание планшета утонуло в нем, и трагедия прошлого словно растворилась, ушла вдаль.

- Черт побери… - мотнул головой Франциск, будто стряхивая морок. – Десять лет думал – как же там все произошло. Десять лет… И вот узнал…

- Мы сумели частично раскопать завал, - вставил Аркадьев, - можем сопроводить вас.

- Нет, - одновременно ответили и Франциск, и Виктор.

- Точно не хотите? – испытующе спросил инженер, словно не веря собственным ушам.

- Нет, - повторил Виктор, на этот раз один, Франциск промолчал. – Что ж, я видел все, что было необходимо, полагаю, мне пора.

С каждым словом он будто вновь пришивал к себе спавшую было личину бесстрастия и хладнокровного спокойствия.

- Что ж, как скажете, – слегка разочарованно протянул Аркадьев, выключая планшет. Сине-фиолетовая схема мигнула, собралась в ослепительную точку и погасло. Осталось только слепое стеклянное око. – Я надеюсь, вы засвидетельствуете перед командованием все увиденное?

- Безусловно, - церемонно произнес полковник.

 

Покинув ангар, они несколько минут молча стояли на свежем ветру. Вдыхали воздух, напитанный острой, пронзительной смесью запахов газойля, смазки и разогретого металла. И тлена, все еще сочившегося из-под завалов, хотя может быть, это был всего лишь обман чувств.

- Так зачем ты все-таки прибыл? Вы не были друзьями. Он тебя скорее презирал как наемника, - спросил наконец Виктор, не надеясь на ответ.

Франциск порылся в карманах, достал короткую трубку и неспешно, вдумчиво раскурил ее.

- Я умираю, - неожиданно просто сказал он. – Рак легких.

Виктор искоса глянул на трубку.

- Нет, не то, - Франциск пыхнул трубкой. – Это в Африке, я попал под Вторую Волну . Там и подышал «Веселым Фрицем».

 

/"Вторая Волна" - вторая волна геноцида в Южной Африке организованная «братьями». В отличие от первой носила проработанный и спланированный характер, характеризовалась масштабным использованием оружия массового поражения.

"Веселый Фриц" - обиходное название бинарного зарина./

 

Он снова затянулся, с видимым удовольствием пуская душистые облака табачного дыма. Виктор молчал.

- Мне страшно умирать, - продолжил наконец Франциск. – Никогда бы не подумал, что так будет. Но мне действительно страшно. Я хотел посмотреть на того, кто сумел умереть правильно. По настоящему правильно.

Он глубоко, до хрипа в глотке затянулся. Медленно, очень длинно выдохнул, с непонятным каким-то мечтательным выражением лица глядя в низкое пасмурное небо. И сказал только одно слово

- Пора.

- Прощай, - ответил Виктор.

Франциск только улыбнулся, криво, одной стороной рта. Улыбнулся и зашагал своей обычной, чуть вразвалочку, походкой, на ходу поднимая ворот куртки и натягивая респиратор.

- Господин полковник…

Виктор глянул на рыжую девчонку-связиста, секунду-другую непонимающе смотрел на нее, словно пытаясь вспомнить, кто это.

- Господин полковник, - повторила она, - с гироплана вопрос – когда обратно? Машина дозаправлена и готова.

- Когда обратно… когда обратно, - механически повторил он за ней. – Сейчас. Прямо сейчас.

 

Через четверть часа гироплан уносил его на север, к титаническому сражению, исходящему ревом миллионов лошадиных сил упакованных в многотонные громады бронированных монстров. К битве, ежечасно уносящей тысячи жизней, полыхающей сполохами атомного огня. Туда, где в резерве Восьмой противовоздушной ждал его гвардейский штурмовой батальон, готовясь принести свою жертву молоху войны.

Таланов сидел на голом металлическом сиденье, привалившись к обшивке, изредка вздрагивая, когда гироплан попадал в воздушную яму. Стальные кисти рук недвижимо лежали на коленях.

И юной шестнадцатилетней девчонке с рацией иногда казалось, что устремленный куда то в бесконечность взгляд командира затуманивается влагой.

Но конечно же это был лишь обман зрения, все знали, что Виктор Таланов давно забыл что такое слабость, жалость.

И уж тем более, что такое слезы.

 

"Ты не простишь. Но надеюсь, хотя бы поймешь..."

[DimProsh]

2Аналитик

Спасибо! Очень интересно!

 

Вот только

Почти рядом

полыхающей сполохами

Слегка недоуменно

слегка неуверенно

слегка не по-русски, имхо...