Как мы с ребятами строили Рейх

[ПТУР Фагот]

Итак, сейчас 1 января 1936 года, на окно моей канцелярии ложится сне, я собрал вернух друзей на совещание с одним единственным вопросом - умиротворена ли Германия или наша судьба - захватить весь мир?

[ПТУР Фагот]

Со мною мои верные соратники.

Что прдставляет из свебя Германия? 44 дивизии и слабый флот? Авиация? К этому ли мы шли в итоге борьбы, которой подчинена вся жизхнь?

[ПТУР Фагот]

Итак...Итак, друзья мои, с чего начнем после первой стопочки шнапса? Конечно, с занятия Рейнской демилитаризованной зоны

[Takeda]

За окошком моросило. Первые робкие лучи позднелетнего солнца робка пробивались сквозь морось и туман, словно удивляясь отчего это хляби небесные разверзлись в столь неподходящее время.

 

Но проснувшийся Адольф Алоизыч ничего это не видел. Больше того, он и не пытался смотреть, пытясь откуда эта головная боль и стойкий запах перегара. События прошлого вечера как полусертые карточки почтовой службы мелкали перед глазами, но на мнговенье и тут снова прятались под туманом головном боли.

 

- Шлем с рогами.... тонкие усики и бородка на раскосом лице... летящий кулак... больно... больно - больно-больно -боольно.... чернота.

 

Прошлое постепенно возвращалось к несчастному Адольфу. "... так... Хатамото... как посмел... меня... Я ж еще в 14м в окопах гнил и осколки ребрами ловил... Гад, какой-то..."

 

Тут Алоизычу вспомнились слова муттер: "Мальчик мой, не придавай значения мелким и злым людям, ты выше этого, лучше, чем они." Внезапно Адольф словно нащупал истину. "Да, я лучший, я высший. Я Хозяин, для которого есть только рабы вокруг."

 

Вдруг Адольфа что-то укололо чуть ниже спины. Он запустил руку под скомканное одеяло и с удивлением достал вонзившееся в седалище старое стальное, чуть подернутое ржавчиной перо. И рука сама по себе вдруг нацарапала этим пером на серо-желтой штукатурке около кровати слово "кампф". Адольф удивленно посмотрел на надпись и вдруг, пугаясь собственной храбрости приписал неровными буквами "майн". Мир словно затих для Адольфа, в голове крутилось: "Да, это моя борьба"...

 

Игорь, ты зануда

Изменено 26 августа, 2011 пользователем Takeda

[SergSuppa]

Адольф улыбнулся. Стало понятно, что день особенный и он принесёт успех. Успех и удачу в делах Рейха. "Рейх - это всё " - неожиданно для себя подумал Адольф. Его мысли текли плавно и неспешно. Иные поговаривают, что мысль изреченная есть ложь. Адольф так не думал. Вообще говоря, он давно не думал после той ночи. Это ужасно. Ужасно стало думать. Мысли, недавно текущие плавно - остановились. Дело приобрело совершенно иной оборот. "Да уж" - подумалось..Поговаривают что путь единения нации - путь Рейха. И Адольф смело встал на этот путь.

Изменено 26 августа, 2011 пользователем SergSuppa

[Damian]

"Моя... Моя борьба" - всё стучало в голове. "Борьба? Борьба! А как же?! Оо..."

 

Он потёр скулу и мутно уставился на свою руку. Она подрагивала, лихорадочно сжимая перо, словно жила какой то своей жизнью. Алоизыч решительно перехватил её правой и твёрдо, насколько смог, произнёс, глядя прямо в щёпоть пальцев: "Моя..." Перо молчало.

 

"Моя!" - повторил он снова, более твёрдым, как ему показалось, голосом: "Мо-я!" Словно живительные капли эти звуки прогоняли из головы Алоизыча... нет не боль и путаницу мыслей... Они прогоняли сомнения.

 

"Моя... Моя!" - отозвалось в голове набатом - "Моя? Моя!... Тьфу!!"

 

С помощью правой руки Гитлер поднёс левую кисть к стене и перо, словно живое, вцепилось в штукатурку и вывело: "Твоя!"

 

"Чья?!!" - вскинулся Адольф, размахивая рукой, словно пытаясь её придушить. Рука моталась из стороны в сторону как дохлая змея.

 

"Твоя!" - раздалось за спиной сонное бурчание. Адольф присел, словно где-то рядом рванула граната, обхватил голову руками и пугливо, из подмышки - оглянулся. Сосед по палате закутался в простыню и отвернулся к стенке, собираясь с остатками сна.

 

"Моя!" - шёпотом решительно сказал Адольф, прижимая перо к груди.

Изменено 26 августа, 2011 пользователем Damian

[Konst]

2Damian

"Моя!" - шёпотом решительно сказал Адольф, прижимая перо к груди.

Адольф все глубже проваливался в сонное марево, из голубоватой дымки то и дело возникали и снова исчезали образы атлетичных голубоглазых и белокурых юношей в модных черных одеждах и с пылающими факелами в руках, которым лучезарно и белоснежно улыбались прекрасные и счастливые девы, бросающие красные цветы к основанию безупречно правильных геометрических фигур, образуемых отважными борцами. Черные одежды, белые улыбки, красные цветы, все это находило свое выражения в цветах бесчисленных знамен, стягов, и штандартов, трепещущих, колышущихся и развивающихся на ветру. Нет, то был не ветер, а музыка, столь мощная и яростная, что она обретала плотность, становилась физически ощутимой. Казалось, это гимн, дарованный Рейху, написанный самим Вагнером, спустившимся из Вальхалы. А затем наступила тишина.

Маленькая фигурка на трибуну и миллионы пар глаз восхищенно смотрели на нее, миллионы пар ушей приготовились ловить каждое его слово. Миллионы сердец замерли в ожидании чуда. Даже пламя миллионов факелов замерло в предвкушении. И высокий, тонкий голос нарушил молчание, и утолил жажду миллионов.

 

"Мы строили, строили и наконец построили! Ура!"

 

Сердце Адолфа замерло вместе с сердцами миллионов, но уже не отважилось забиться вновь - это была вершина, после которой все утрачивает смысл. Это было то, ради чего существовало мироздание. Это свершилось, и это стало концом истории.

[Mezhick]

Ну-ка попробуем...

 

**********************

 

И тут толпа начала расходится. Адольф увидел, что трибуна находится в огромном зале, чей купол нависал над людьми как гигантская грозовая туча. Еще недавно внимающие фюреру слушатели разбредались по залу как миллионы муравьев, толкаясь, падая, переступая тела. В их движении не было никакого порядка, никакой логики. Красота восторженных шеренг была смята, разбросана и вывернута наизнанку, как художественный шедевр обнажает грязный холст от попадания брызг кислоты. Горящие глаза потухли, лица осунулись, руки, взмывавшие в приветствии, висели вдоль туловища, как несуразно пришитые мешковины.

Люди расходились и исчезали в стенах зала. Адольф только сейчас приметил двери с маленькими и незаметными бронзовыми табличками над ними. Спрыгнув с кафедры, он помчался к ближайшей двери, хватая людей за руки, пытаясь заглянуть им в глаза. Но люди не останавливались, отводили взгляды, сжимали губы… Адольф остановился перед первой дверью и с ужасом уставился на табличку: «Коммунизм». За открытой дверью простирался серая снежная пустыня, посереди которой вздымались бетонные стены ГУЛАГа, коронованные вязью колючей проволоки и пулеметных вышек.

- Стойте! Не идите туда! У нас же получилось! – кричал Адольф. Но его гордость, его любовь, его народ шел мимо, шел в разверзавшуюся пасть чудовищных ворот.

Адольф побежал вдоль стены, на ходу кидая взгляд на надписи: «Равенство», «Демократия», «Социализм», «Монархия», «Религия», пока не заметил пустое пространство в противоположном кафедре конце зала. Люди старались обходить расположенную здесь дверь стороной. Даже если толпа выносила одинокого путника прямо к двери, то он резко совершал поворот на сто восемьдесят градусов и уходил прочь.

Адольф осторожно, практически не дыша, подошел к двери и прочитал табличку, которая была выбита из куска гранита: «Будущее». Сердце Адольфа замерло, руки онемели, ноги не хотели держать вес тела. Ведь вот оно, будущее, но его игнорировали, от него бежали как крысы от пожара! Адольф открыл дверь и зашел в нее.

- Дверь стоит закрыть, молодой человек, - раздался голос, - вы ведь понимаете, что кроме вас сюда никто не зайдет?

Адольф прикрыл дверь и только сейчас понял, что предстало перед ним. Большая, ярко освещенная зала вмещала в себя длинный стол, покрытый зеленым сукном. На самом краю стола лежала карта Германии. Карта была несуразно маленькой, и лишь приглядевшись можно было понять, что от иссиня черной Германии в центре карты отходили тонкие стрелки на все страны, все континенты этого мира.

- Смотри, смотри, - опять сказал тот же голос, - это твое дело! Твоя борьба!

Только сейчас Адольф начал различать фигуры, которые как призраки начали проявляться вокруг стола. От радости у Адольфа перехватило дыхание – ведь этим людям он поклонялся, он им обязан тем, что он немец. Они – герои! Вот внимательно смотрит не него Оттон Великий; Фридрих Вильгельм I, Фридрих Великий, фон Штейн, Занд, Вильгельм I, Лютцов, Шарнхорст… Длинный стол постепенно обступало все больше и больше народу. Все внимательно смотрели на вошедшего. А ближе всего к Адольфу сидел Сам. Фон Бисмарк ухмыльнулся, усы резко вздернулись, как будто решили взлететь.

- Мы ждали тебя. Мы верили в тебя. Начинай свою борьбу. Ради нас.

Адольф заворожено смотрел на карту, он видел, как ширятся границы Великой Германии. Он снова ощутил присутствие восторженной толпы. Адреналин, экстаз! Он заколотит эти несчастные двери! Он вознесет на вершину арийский народ! Он выколотит всю дурь из прочих народцев!

И тут все затянулось матово-белой дымкой. Глаза не могли сфокусироваться на фигурах. Карта превратилась в черное пятно. Зал съеживался и скручивался вокруг Адольфа. И сквозь стены подсознания, сквозь границы разума, он услышал настойчивый стук.

- Доброе утро, мой фюрер! Уже пора!

[Chernish]

Мужики вы че все обкурились? Сколько приняли на грудь чтобы это все учудить?

[Mezhick]

2Chernish

Мужики вы че все обкурились? Сколько приняли на грудь чтобы это все учудить?

В целом - да Я тут уже 4-ю неделю почти не просыхаю (а что еще делать?!). Можно тему и удалить

[Chernish]

2Mezhick

нет уж теперь не надо.. такое где еще увидишь? Оставьте.. это ж шедеврально

[Damian]

Карта превратилась в черное пятно. Зал съеживался и скручивался вокруг Адольфа. И сквозь стены подсознания, сквозь границы разума, он услышал настойчивый стук.

- Доброе утро, мой фюрер! Уже пора!

 

Дятел. Обычный, немецкий дятел сидел на берёзе и глядел сверху вниз на того, кого он назвал фюрером. Алоизыч зажмурился. Ему показалось, что какая-то неведомая сила давит к земле его тело, которое враз обмякло, словно студень. Адольф ощутил только, что уже лежит на земле. Пальцы вцепились в мягкую массу, похожую ощупью на мох, но Гитлер не мог определить наверняка. Все посторонние шумы вокруг как будто провалились, образовав кромешную ватную тишину, в которой слышно было лишь...

 

- Хайль Гитлер!

 

Вновь открыть глаза оказалось невероятно сложно. Словно расплавленный воск капал с жидких ресниц. Невероятными усилиями удалось разглядеть пятно чёрно-красно-белых цветов. Это почему-то сразу успокоило Гитлера. Он обвёл взглядом вокруг. Вроде бы лес. Видно, как волнами ходит ветер, наклоняя листву к земле.

 

Вдруг возвратился звук и природа вокруг защебетала, зашелестела и застрекотала. Правда, отчего то теперь в этой музыке едва различимо, но вполне отчётливо переплетались мотивы баварских напевов и прусских маршей. Адольф расслабился, устало улыбнулся и даже попробовал слегка подпеть одними губами какому-то кузнечику. Потом он вспомнил про дятла.

 

Дятел стоял теперь прямо перед ним. Отчего-то большой, даже выше своего фюрера и раза в три толще.

 

- Пора, мой фюрер! - сказал дятел и протянул Адольфу что-то зажатое в кулаке крыла. Другим крылом он протягивал стакан. Воск на глазах ещё прошёл и фюрер потянулся наугад обеими руками, не сомневаясь ни минуты, хотя и не видел что ему дают. Каждое движение, каждое действие в этом странном лесу по крупицам возвращало ему ощущение реальности и он доверился этому чувству полностью. Воск исчез моментально, теперь Адольф видел необычайно отчётливо и резко, так отчётливо, что от него самого не осталось ни ног, ни рук, ни боли, ничего - только цветная, огромная картинка, охватившая гораздо больше, нежели способно простое человеческое зрение. Картинка передаваемая в самый мозг. Гитлер как будто снова упал куда-то вниз, потерявшись там физиологически совершенно, и всей его сущностью стал только этот экран на четыре стороны, наполненный теперь необычайно резкими и громкими звуками, не поддающимися распознаванию.

 

Алоизыч видел, как небо над лесом заполонили тысячи, сотни тысяч, миллионы дятлов. Они летели над лесом быстро, как струи дождя. Небо потемнело. Фюрер на мгновение ощутил лёгкое беспокойство. Не чувствуя тела он был себя абсолютно беззащитен, если какой-нибудь дятел вдруг ударит в его "экран". Но дятлы не били в экран своими блестящими клювами, их просто становилось всё больше, они облепляли его, деревья, облака - всё вокруг сплошной массой, сквозь которую уже сложно было что-то рассмотреть.

 

"Хана короедам" - только и успел подумать Гитлер. Потом стало совсем темно и тепло.

[vergen]

- Обоссался что ли?, - подумалось Гитлеру. - и ослеп.

Но главное, что внушало надежду - тишина. Беспрерывное постукивание клювов и похлопавание крыльев сменилось приятно-знакомой гнетущей тишиной бункера.

Изменено 27 августа, 2011 пользователем vergen

[SergSuppa]

Гитлер увидел смысл жизни и жизнь обрекла его на смысл. И сам смысл был жизнью, и жизнь вне него не имела ничего. Смысл есть жизнь. Жизнь есть смысл. А жизнь ради смысла - бессмысленна.

[Fergus]

Гитлер увидел смысл жизни и жизнь обрекла его на смысл. И сам смысл был жизнью, и жизнь вне него не имела ничего. Смысл есть жизнь. Жизнь есть смысл. А жизнь ради смысла - бессмысленна.

- На самом деле самого дела нет. В самой деятельности заключена самость дела - и наоборот. Наоборот получим оборот на, и таким образом перевернем образ. Я уже не говорю о природе говора в роде при уже. Ужи и узы - вы меня понимаете, мистер Андерсон?

- Конечно, я так и думал, Смит. Дай еще затянуться.

[Игорь]

2Fergus

- На самом деле самого дела нет. В самой деятельности заключена самость дела - и наоборот. Наоборот получим оборот на, и таким образом перевернем образ. Я уже не говорю о природе говора в роде при уже. Ужи и узы - вы меня понимаете, мистер Андерсон? - Конечно, я так и думал, Смит. Дай еще затянуться.

Затянулся,- подумал Гитлер.

Отпустило...Кто я ? Мистер Смит или просто Андерсон? А может...(уффууу...) ...Вождь нации с удовольствием пыхнул после глубокого затяга...

Мысль усохла и потерялась.Фюрер судорожно,иногда нервно,а чаще конвульсивно пытался нащупать нить.Нить рвалась,но расширенное сознание паучьими лапами гребло фрагменты,которые сплетались в единую сеть.

"Какая ,нафуй,сеть! - пробормотал автор Борьбы,вляпавшись в человечье говно под кустом,у которого в основном срали собаки под присмотром их хозяев.