Октябрьская революция-историческая закономерность

[Игорь]

2Svetlako

Вопрос-то любопытный

совершенно верно.Очень интересный.Как и исследование работ Ленина с привязкой к моментам,а не к тем ,чему нас учили.Еремей прав - ВИЛа ещё изучать и изучать.

А подвоха не жду.Просто детали феврализма-мартовства,имхо, мелки по сравнению с мировой революцией. Как и календарь мелок.

То о чем говрит еремей - Троцкий писал в 30-х, а Радек в 20-х. Это РАЗНЫЕ периоды времени! Как раз когда она "переименовалась почему-то. А ты пытаешься одно свидетельство выкинуть.

не выкидываю свидетельства.О Троцком знаю не так много,как хотелось бы.О Радеке ещё меньше.Известно только одно - именно Троцкий организовал победу большевиков в гражданской войне.Военспецы это,конечно, здОрово.Но кто их нахлобучил-то и реально ими руководил? Троцкий. А твой Радек представляет не бОльшую ценность,чем все остальные "интернационалисты".

Согласен в одном - это разные периоды времени.

[Svetlako]

Пока бегло.

 

1. Западные люди, которые УЖЕ жили по григорианскому календарю весной 1917-го изначально назвали первую революцию - Мартовской. Им это было естественно. Поменять позже название на сложившееся в России - им также ессно было в лом Наши эмигранты, которые дудели в западную дуду переняли это название. Сохранившие всякие "ностальгии и любови к матушке-России" - пытались писать о ней даже на Западе как о февральской.

 

2. После перевода календаря в России, который произошел, как все знают, 24 января 1918 года (дата по старому стилю ) события первой революции оказались в марте. Раньше она начиналась в день Советской Армии , а по новому стилю в Женский День.

Соответственно пришлось назначить и новый революционный праздник посвященный этому событию. В первые два года он праздновался 11 марта, потом дата установилась на 12 марта.

 

Кстати, дата странная. Ее логику я понять не могу. Это не начало. Не отречение. Вроде единственное к чему можно привязаться из логики большевиков - в этот день к народу наиболее массово присоединиля петроградский гарнизон, но это как-то несимптоматично... А вот создание Петроградского Совета Раб. и Солд. Депутатов - вроде бы подходит. Только царь-то еще официально "на троне в вагоне" и подпишет "отрекашку" только 15-го марта (по новому стилю). И несмотря на это праздник имел официальное название День Свержения Самодержавия.

 

3. Праздник же в ноябре, посвященный октябрьским событиям первоначально не имел названия по месяцу события и именовался первое время как Годовщина Пролетарской Революции! Праздником Октябрьской Революции он официально стал только в 1929-м по постановлению о внесении изменений в Кодекс законов о труде.

 

4. Празднование событий февраля-марта исчезло из календаря чуть-чуть позже. Всего на один год. По постановлению осени 1929-го. Любопытно, что при этом оно сначало превратилось из празднования "свержения" в празднование "низвержения". Дальше эта дата, перестав быть нерабочей - потихоньку выветрилась из сознания как "Красная".

 

5. В России название Мартовская по отношению к Фервральской употребляли практически все деятели Интернационала, который в 1918-1921-м имел большую силу и, главное, большую численность в столицах. Понаехало сюда этих мировых революционеров - пруд пруди. И все норовили статейки в газетках писать. Название употреблявшееся ими вкупе с датой празднования, попавшей в итоге на март и вызвали некоторое смущение в головах о том "когда это было". Однако, медовый месяц с Интернационалами скоро кончился, а сам праздник стал терять свою актуальность для большевиков - и название "февральская" в конце концов выжило.

 

6. Равно как выжилии названия "революции" по отношению к обоим событиям. Дело в том, что оба они в какое-то время назывались переворотами. Причем в разное время и разными людьми.

 

Вот например товарищ Сталин о феврале в ноябре

 

ОКТЯБРЬСКИЙ ПЕРЕВОРОТ И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС  (название стати)

 

Национальный вопрос нельзя считать чем-то самодовлеющим, раз навсегда данным. Являясь лишь частью общего вопроса о преобразовании существующего строя, национальный вопрос целиком определяется условиями социальной обстановки, характером власти в стране и, вообще, всем ходом общественного развития. Это особенно ярко сказывается в период революции в России, когда национальный вопрос и национальное движение на окраинах России быстро и на глазах у всех меняют своё содержание в зависимости от хода и исхода революции.

 

I  ФЕВРАЛЬСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ  И НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС (название подраздела статьи)

…

Нужна была новая, социалистическая революция для того, чтобы вывести страну из тупика империалистической войны и хозяйственного развала.

Эта революция пришла в результате Октябрьского переворота.

Свергнув власть помещиков и буржуазии и поставив на её место правительство рабочих и крестьян, Октябрьский переворот одним ударом разрешил противоречия февральской революции. Упразднение помещичье-кулацкого всевластия и передача земли в пользование трудовых масс деревни; экспроприация фабрик и заводов и передача их в ведение рабочих; разрыв с империализмом и ликвидация грабительской войны, опубликование тайных договоров и разоблачение политики захвата чужих территорий; наконец, провозглашение самоопределения трудовых масс угнетённых народов и признание независимости Финляндии,-вот те основные мероприятия, которые провела Советская власть в начале советской революции

Это была действительно социалистическая революция.

...

 

Оубликовано Правда" №№ 241 и 250; 6 и 19 ноября 1918 г.

 

Нормально, не правда ли? Некий историк А.И.Сыч, правда, вычислил, что Ленин употреблял слово "революция" по отношению к Октябрю в примерно 50 раз чаще чем "переворот" - что и определило, видимо, выбор поименования.

 

Наоборот, февраль стали "опускать" и в 26-27 году. Как раз перед отменой его празднования, в официальных книгах и статьях он иногда перестает именоваться революцией, а становится переворотом. Кстати, так его называл в книге издания 1927-го года небезызвестный в соседней ветке сменовеховец Устрялов. В том же году вышли многотомные " Очерки по истории Октябрьской революции", где 2-й том именовался уже и опять-таки "Февральский переворот".

 

Вот такие махинации с семантикой и словесными смыслами, за которой глубокая борьба за умы и мысли людей. "Нет слова - нет явления", как я сам цитирую в ветке об Украине про слово "русский", отсутствующее в мове.

 

Из еще замеченных приколов. Почему-то Мартовской революцию февраля называли в 20-х грузинские революционеры... Не в великорусском сталинско-орджоникидзевском их варианте, а местные националистические "чехи и дзе". Тоже, видимо, очень хотели как в Эуропе. Это у них болезненно-наследственное.

 

Другой прикол. Тов.Сталин привычек не менял. Заставив всех официально называть ВОР исключительно ВОР, сам он еще в 50-х в статьях упоминал привычный "ОП". Жираф большой - ему видней.

 

Где-то так... Вот и задал вопросик Сам себе получилось...

Изменено 28 января, 2011 пользователем Svetlako

[Игорь]

Интересная книжка.Надо будет почитать.

Еремей,по крайней мере Ильич проникся...

Р.Гвоздев о кулаках в 1899 г.

 

На эту книгу в свое время дал следующую рецензию молодой В.И.Ленин.

 

«Книга г. Гвоздева подводит итоги данным, собранным в нашей экономической литературе по интересному вопросу о кулачестве-ростовщичестве. Автор сообщает ряд указаний на развитие товарного обращения и производства в дореформенную эпоху, вызвавшее появление торгового и ростовщического капитала. Затем дается обзор материала о ростовщичестве в хлебном производстве, о кулачестве в связи с переселениями, кустарными промыслами, отхожими промыслами и в связи с податью и кредитом. Г-н Гвоздев совершенно справедливо указывает, что представители народнической экономии неправильно смотрели на кулачество, видя в нем какой-то «нарост» на организме «народного производства», а не одну из форм капитализма, стоящую в тесной и неразрывной связи со всем строем русского общественного хозяйства. Народники игнорировали связь кулачества с разложением крестьянства, близость сельских ростовщиков-«мироедов» и пр. к «хозяйственным мужикам», этим представителям мелкой сельской буржуазии в России. Остатки средневековых учреждений, тяготеющие над нашей деревней (сословная замкнутость крестьянской общины, прикрепление крестьян к наделу, круговая порука, сословная неравномерность податей), создают громадные препятствия для помещения мелких капиталов в производство, для обращения их на сельское хозяйство и промышленность. Естественным результатом этого является непомерная распространенность низших и худших форм капитала, торгового и ростовщического. Немногочисленные зажиточные крестьяне, находясь среди массы «маломощных» крестьян, ведущих полуголодное существование на их ничтожных наделах, неизбежно превращаются в эксплуататоров худшего вида, закабаляющих бедноту раздачей денег в долг, зимней наемкой и пр. и пр. Устарелые учреждения, задерживая рост капитализма и в земледелии, и в промышленности, суживают тем самым спрос на рабочую силу, нисколько не гарантируя в то же время крестьян от самой беззастенчивой и безграничной эксплуатации и даже от голодной смерти. Приводимые в книге г. Гвоздева примерные подсчеты тех сумм, которые платит неимущее крестьянство кулакам и ростовщикам, наглядно показывают несостоятельность обычных противопоставлений западноевропейскому пролетариату русского наделенного землей крестьянства. На деле масса этого крестьянства поставлена в положение гораздо худшее, чем положение сельского пролетариата на Западе; на деле наши неимущие крестьяне относятся к пауперам, и все чаще и чаще повторяются годы, когда требуются экстраординарные меры помощи миллионам голодающих крестьян. Если бы фискальные учреждения не связывали искусственно зажиточное крестьянство и бедноту, эту последнюю неминуемо пришлось бы официально отнести именно к пауперам, и это точнее и правдивее определило бы отношение современного общества к данным слоям населения. Книга г. Гвоздева полезна тем, что сводит данные о процессе «непролетариатского обнищания» и справедливо характеризует этот процесс, как низшую и худшую форму разложения крестьянства. Г. Гвоздев, видимо, хорошо знаком с русской экономической литературой, но его книга выиграла бы, если бы автор уделил меньше места цитатам из разных журнальных статей и обратил больше внимания на самостоятельную обработку материала. Народническая обработка имеющегося материала оставляет обыкновенно в тени наиболее важные в теоретическом отношении стороны данного вопроса. Далее, собственные суждения г. Гвоздева отличаются нередко чрезмерной огульностью и общностью. Особенно приходится сказать это о главе, посвященной кустарным промыслам. Слог книги страдает в некоторых местах вычурностью и туманностью».

Ленин В.И. Рецензия. Р.Гвоздев. Кулачество-ростовщичество, его общественно-экономическое значение. СПб. 1899. Изд.Н.Гарина. – ПСС, Т.4. С.55-59.

 

http://community.livejournal.com/ru_histor...404.html#cutid1

[еремей зонов]

2Svetlako

Где-то так... Вот и задал вопросик  Сам себе получилось...

Да, дядь Миш, давай побольше таких "вопросов".

Почерпнул много интересного.

[еремей зонов]

2Svetlako

Кстати, дата странная. Ее логику я понять не могу. Это не начало. Не отречение. Вроде единственное к чему можно привязаться из логики большевиков - в этот день к народу наиболее массово присоединиля петроградский гарнизон, но это как-то несимптоматично... А вот создание Петроградского Совета Раб. и Солд. Депутатов - вроде бы подходит.

Я тоже так думаю. Опять же БСЭ с этой датой связывает три важных события:

27 февраля (12 марта) всеобщая политическая стачка переросла в вооруженное восстание, революционные действия рабочих сомкнулись с движением солдатских масс. Первыми в этот день восстали солдаты учебной команды Волынского полка, затем солдаты Преображенского и Литовского полков. Утром 27 февраля к восстанию присоединились свыше 10 тыс. солдат, днём – свыше 25 тыс., к вечеру – около 67 тыс., а на исходе следующего дня – 127 тыс. Солдаты Петроградского гарнизона вставали под знамя революции. Совместными усилиями вооруженные рабочие и солдаты 27 февраля почти полностью овладели Петроградом. В их руки перешли мосты, вокзалы, Главный арсенал, телеграф, Главный почтамт, важнейшие правительственные учреждения. Были разгромлены полицейские участки и захвачены тюрьмы, выпущены политические заключённые, начались аресты царских министров. Генерал Хабалов с незначительным числом войск попытался укрепиться в здании Адмиралтейства, но 28 февраля (13 марта) вынужден был капитулировать. Пали последние бастионы царизма: Петропавловская крепость, Зимний дворец. Попытка царя организовать карательную экспедицию во главе с генералом Н. И. Ивановым потерпела крах. Министры последнего царского правительства были арестованы и вскоре заключены в Петропавловскую крепость. Революция победила в столице.

 

27 февраля большевики выпустили Манифест ЦК РСДРП, который призвал к созданию Временного революционного правительства, установлению демократической республики, введению 8-часового рабочего дня, конфискации помещичьих земель, немедленному прекращению империалистической войны. В ходе революционных событий пролетариат Петрограда приступил к созданию Советов рабочих депутатов. На предприятиях города выборы в Совет начались 24 – 25 февраля "... В феврале 1917 года, – писал Ленин, – массы создали Советы, раньше даже, чем какая бы то ни было партия успела провозгласить этот лозунг. Само глубокое народное творчество, прошедшее через горький опыт 1905 года, умудренное им, – вот кто создал эту форму пролетарской власти" (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 36, с. 6). Большевики стремились возглавить движение за создание Советов. 27 февраля Выборгский районный комитет организовал инициативную группу по выборам в Советы рабочих депутатов, которая обратилась к рабочим и солдатам с прокламацией: "Настал желанный час. Народ берет власть в свои руки... Прежде всего выбирайте депутатов, пусть они свяжутся между собой. Пусть под защитой войска создастся Совет депутатов" ("Революционное движение в России после свержения самодержавия. Документы и материалы", 1957, с. 5).

 

Вечером 27 февраля в Таврическом дворце состоялось первое заседание Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Выполняя волю революционного народа, Совет первыми актами проявил себя, как боевой орган революционно-демократической диктатуры пролетариата и крестьянства, как "рабочее правительство"

 

Дело в том, что ДО ВТОРОЙ октябрьской революции необходимости в названии первой как мартовской или февральской не было. Она была просто революция.

 

Кста, насколько помню, в Советской историографии первой была революция 1905-го.

Изменено 28 января, 2011 пользователем еремей зонов

[Svetlako]

2еремей зонов

Кста, насколько помню, в Советской историографии первой была революция 1905-го.

 

Ее к году привязали - нек месяцу Не случись Октября, думаю, что Февральская тоже стала бы Революцией 17-го года...

 

 

2Игорь

Еремей,по крайней мере Ильич проникся... 

Р.Гвоздев о кулаках в 1899 г.

 

ЕМНИП Пыхалов что-то дореволюционное о кулаках цитировал в своем ЖЖ.

 

Ось вот Ермолов - министр, 1892 г.

 

http://pyhalov.livejournal.com/4331.html

 

Кажется тут уже было - поэтому даю только ссылку.

[еремей зонов]

2Svetlako

Ее к году привязали - нек месяцу

К годам - 1905-1907

 

Не случись Октября, думаю, что Февральская тоже стала бы Революцией 17-го года...

Гы, об чем подумал, - дать эту фразу прочитать... ну, например, амерам, мосх сломают, расшифровывая :bleh:

[gun]

Никакой исторической закономерности нет в Октябрьской революции, а есть обыкновенный заговор и стечение обстоятельств.

[Тарпин]

Никакой исторической закономерности нет в Октябрьской революции, а есть обыкновенный заговор и стечение обстоятельств.

 

1. Вы так говорите, как будто, это что-то плохое!

2. Стечение обстоятельств - тоже, своего рода закономерность, не находите?

ЗЫ.

Была идея, создать таблицу для всех сторон (2х революций 1917 и ГВ), вроде SWOT, но так и заглохло.

[еремей зонов]

Сейчас по Питеру идет неплохая передача про Ильича

[gun]

2Тарпин

1. А что хорошего в Октябрьской революции?

2.Стечение обстоятельств это случай, хотя некоторые предсказатели пытаются подвести случай под закономерность, но правда это ещё не доказано, иначе казино разорились бы.

Изменено 30 января, 2011 пользователем gun

[Тарпин]

2gun

А что хорошего в Октябрьской революции?

 

Хорошо/плохо понятия оценочные. Не бывает хорошо и плохо. Бывает кому хорошо - и кому плохо.

 

а есть обыкновенный заговор и стечение обстоятельств.

Стечение обстоятельств это случай

 

Странное утверждение.

 

В этом случае (хе-хе) понятие "случай" будет корректнее использовать в юридическом смысле (событие, которое наступает не в силу направленной на него воли лица и поэтому не может быть предусмотрено при данных условиях), тем более, что Николай II, Ленин и Керенский, по базовому образованию именно юристы.

 

Полагаю, им были известны следующие мнения римских юристов:

 

Casum sentit dominus — Ответственность за случай падает на собственника имущества

Casus a nullo praestantur — За случай никто не ответствен

 

Как легко заметить, по этой логике, большевики не организовывали революцию (или переворот, как вам больше нравиться), а ответственность, лежит на тех, кто власть упустил.

 

Но это противоречит с вашим утверждением:

 

а есть обыкновенный заговор

 

Из чего следует, что все-таки, революцию организовывали, а не "событие, которое наступает не в силу направленной на него воли".

 

Но эти утверждения не могут быть верны одновременно.

 

Следовательно, революция не случай.

 

А при рассмотрении любой революции, имеются предпосылки. Некоторые из них общие. Например, наличие слабого верха, бурлящего низа, противоречий между оными, и того, кто умеет, играя на этих противоречиях получить profit, взять власть, и сменить неадекватный политический строй более подходящим, с его точки зрения.

Думаю, никто не спорит, что монархия и февральская говорильня защитить себя "не шмогли", и мало кого устраивали – за ними пошли позже и меньше.

И судя по тому, что как только появляются противоречия, тут же находиться политик, способный это использовать – это закономерность. Это можно выделить в любой революции.

 

иначе казино разорились бы.

 

Продолжу вашу аналогию с казино)))

 

Очень упрощенно.

 

Три игрока. Н, А, В.

 

Н тугодум и подкаблучник, его выгоняют из-за стола, и бьют в подвале.

А не умеет рисковать, когда надо, и игрок посредственный (Керенский)

В – рискует, и умеет играть – думаю, никто не отрицает, что политик ВИЛ был матерый и хитрющий.

 

Наличие случайности, не исключает умения играть.

[еремей зонов]

Вчера посмотрел передачу про ВИЛа.

Там аффтар тоже утверждает, что день рождения Ильича 23 апреля - наверное, наш форум посещает.

[Игорь]

2Svetlako

ЕМНИП Пыхалов что-то дореволюционное о кулаках цитировал в своем ЖЖ.

главное не то,что цитировал Пыхалов,а то,как в 1899 году отреагировал молодой Ленин. Хотя, 29 лет это его возраст - умнейшего и активного социалиста.

[Svetlako]

2Игорь

главное не то,что цитировал Пыхалов,а то,как в 1899 году отреагировал молодой Ленин

 

То есть ВОР - это только то, что Ленин читал? Ве остальные цитаты побоку? Я иногда перестаю понимать, что именно принимается тут как довод

[Игорь]

2Svetlako

Ве остальные цитаты побоку?

побоку цитаты псевдоисторика Пыхалова.

[Svetlako]

2Игорь

 

Пагубное влияние развития ростовщичества и кулачества в сельском быту

 

В тесной связи с вопросом о взыскании упадающих на крестьянское население казённых, земских и общественных сборов и, можно сказать, главным образом на почве этих взысканий, развилась страшная язва нашей сельской жизни, в конец её растлевающая и уносящая народное благосостояние, — это так называемые кулачество и ростовщичество. При той безотлагательной нужде в деньгах, которая является у крестьян, — для уплаты повинностей, для обзаведения после пожара, для покупки лошади после её покражи, или скотины после падежа, эти язвы находят самое широкое поле для своего развития. При существующих, установленных с самыми лучшими целями и, быть может, вполне необходимых ограничениях в отношении продажи за казённые и частные взыскания предметов первой потребности крестьянского хозяйства, а также и надельной земли, правильного, доступного крестьянам кредита не существует вовсе. Только сельский ростовщик, обеспечивающий себя громадными процентами, вознаграждающими его за частую потерю самого капитала, приходит ему на помощь в случаях такой крайней нужды, но эта помощь, конечно, дорого обходится тому, кто к ней раз обратился. Однажды задолжав такому ростовщику, крестьянин уже почти никогда не может выбраться из той петли, которою тот его опутывает и которая его большею частью доводит до полного разорения. Нередко крестьянин уже и пашет, и сеет, и хлеб собирает только для кулака. Известно, что помещику при взысканиях с крестьян, по исполнительным листам, за самовольный уход с работы, за невыполнение принятых на себя обязательств и т.п., в огромном большинстве случаев оказывается совершенно невозможным что-либо с них получить, — многие считают даже излишним обращаться в подобных случаях к суду. Но сельский ростовщик и без суда всегда с лихвою вернёт себе своё, не теми, так другими способами, не деньгами, так натурой, зерном, скотиной, землёй, работой и т.п.

 

Впрочем, сельские ростовщики умеют обставлять свои операции таким образом, что и суд, по крайней мере прежний мировой гражданский суд, стоявший на почве формальных доказательств, обыкновенно являлся на помощь сельскому ростовщику в его хищнической деятельности разорения крестьянства. Весьма естественно, что крестьянин, незнакомый с обрядовой стороной судопроизводства, запутываемый разного рода, большею частию непонимаемыми им самим, обязательствами, на суде оказывался бессильным доказать свою, если не формальную, то фактическую правоту, и суд нередко присуждал с него взыскание, в 5-10 раз превышавшее размер действительно должной им суммы. Действуя векселями, неосторожно ему выданными и вооружась исполнительными листами, которых очень часто суд не вправе не выдать, сельский ростовщик в то же время развращает, спаивает слабых членов зажиточных семей, опутывает их фиктивными долговыми обязательствами, выданными на сумму в 10-20 раз большую против действительного долга, и разоряет массы крестьян в самом полном смысле этого слова. Трудно поверить, до каких размеров доходят те проценты, которые взимаются с крестьян за ссуженные им деньги и которые находятся главным образом в зависимости от степени народной нужды. Так, в летнее время, особенно в виду благоприятного урожая, ссуда даётся не более, как из 45-50% годовых, осенью те же кредиторы требуют уже не менее 120%, а иногда и до 240%, причём очень часто обеспечением служит залог крестьянских душевых наделов, которые сами владельцы арендуют потом у своих же заимодавцев. Иногда земля, отобранная заимодавцем за долг по расчёту 3-4 р. за десятину, обратно сдаётся в аренду владельцу её за 10-12 рублей. Однако, и такие проценты в большинстве случаев признаются ещё недостаточными, так как сверх того выговариваются разные работы, услуги, платежи натурою, — помимо денежных и т.п. При займах хлебом — за пуд зимою или весною, осенью возвращается два. Оценить всё это на деньги — весьма трудно, тем более, что счёты должника со своим кредитором обыкновенно так запутаны, — (большею частью умышленно запутываются последним), — что разобраться в них почти невозможно. В последние годы особенно распространяется кредит под залог имущества, причём ростовщик не брезгает ничем, — в дело идут и земледельческие орудия, и носильное платье, и хлеб на корню, и даже рабочая лошадь и скот. Когда же наступает время расплаты и крестьянину платить долга нечем, то всё это обращается в продажу, а чаще уступается тому же кредитору, причём он же назначает и цену, по которой заложенная вещь им принимается в уплату долга, так что часто, отдав залог, крестьянин остаётся по прежнему в долгу, иногда в сумме не меньшей, против первоначальной цифры долга. Местами, обязательные работы крестьян-должников на кулака-кредитора принимают характер совершенной барщины, ещё гораздо более тяжёлой, нежели прежняя господская, потому что в прежнее время помещики были заинтересованы в сохранении благосостояния своих крестьян, теперешнему же кулаку-кредитору до них никакого дела нет.

 

Обыкновенно, эти сельские ростовщики начинают свою деятельность с занятия виноторговлею, которая представляет столько удобных способов для разживы на счёт крестьян. Тут, конечно, тоже со стороны закона есть весьма целесообразные, по мысли, ограничения, — запрещено продавать вино в долг, под залог хлеба или вещей, под будущие работы, — запрещено расплачиваться вином за исполненные работы и т.п. Но едва ли нужно говорить о том, что все эти благодетельные ограничения остаются мёртвою буквою, так как уследить за исполнением их очень трудно, да и некому. Более того, судом же очень часто взыскиваются деньги, которые крестьяне остаются должными кабатчику, — в действительности за вино, — а на бумаге, за разные, будто бы, купленные у него же товары или продукты. Известно, что большею частью кабатчик является в то же время и лавочником, и съёмщиком земли, и ссыпщиком хлеба, и прасолом, т.е. скупщиком скота и разного другого крестьянского товара, — так как одна торговля вином, в особенности правильная, без всех этих так сказать подспорных её отраслей, далеко недостаточна для удовлетворения его стремлений к наживе. Известно также, что многие крупные теперь состояния обязаны своим происхождением именно такой кабацкой торговле, а некоторые именитые впоследствии купцы начинали с того, что были сидельцами или так называемыми подносчиками в кабаке или трактире. В уездных городах и в крупных селениях едва ли не все лучшие дома принадлежат теперь виноторговцам, или лицам, которые положили начало своему состоянию виноторговлею в связи с кулачеством. Для человека, не останавливающегося ни перед какими средствами, не много денег нужно, чтобы начать свою деятельность, но, конечно, нужны известного рода смётка, ловкость, изворотливость, особенно на первых порах, пока положение ещё шатко и кулак не оперился, не забрал силы, не заручился нужными связями. Эти связи всего легче заводятся и эти силы всего более укрепляются тогда, когда такой кулак находит возможным забрать в свои руки власть. От этого многие из них, особенно из числа начинающих, всячески стремятся пробраться на такое место, которое бы давало им силу и влияние, — например, добиться выбора в волостные старшины, что иногда, — особенно в прежнее время, до введения земских начальников, — им и удавалось. А раз попадала в руки власть, крылья развязывались и можно было зайти далеко, поприще впереди раскрывалось широкое. Едва ли нужно останавливаться на том, какое растлевающее влияние на сельскую жизнь вносило появление подобного деятеля в должности начальника и какие результаты могли при этом получиться. За невозможностью попасть в старшины, можно помириться и на другой должности, даже и не сопряжённой с фактической властью, как например, должность церковного старосты, или так называемого ктитора, лишь бы выбраться из общего уровня и стать на более видное место, откуда легче бывает обделывать всякие дела. И надо отдать справедливость некоторым из таких дельцов, — из них выходили иногда старосты очень хорошие, заботливые, которые радели о церкви и способствовали по мере сил её благолепию, не останавливаясь даже перед довольно крупными пожертвованиями из собственных средств. Быть может, тут отчасти влияло желание хотя немного замолить перед Господом те грехи, которые невольно чувствовались на душе, причём, однако, эти пожертвования и эти замаливания иногда отнюдь не останавливали дальнейшей мирской деятельности такого радетеля в прежнем направлении, но это объяснялось ими обыкновенно тем, что силён враг рода человеческого ...

 

Те же сельские кулаки состоят, как сказано, большею частью и местными торговцами, они же скупают или берут у крестьян за долг их хлеба, табак, шерсть, лён, пеньку и другие продукты. Характер их деятельности в этом отношении также достаточно известен. Не говоря уже про те низкие цены, по которым они принимают от крестьян их произведения, тут пускаются в ход все обычные у таких скупщиков приёмы — обмеривание, обвешивание, заманивание во дворы, с неправильными потом расчётами, покупка на дороге, у въезда в город, у придорожного трактира, с соответственным угощением и т.п. Нередко, крестьянам, приезжающим на базар со своими продуктами, даётся цена, значительно низшая, против существующей — при обычных в подобных случаях стачках между покупщиками; — затем при приёме, — кроме нередкого установления совершенно произвольной единицы меры, вроде четверти в девять мер, берковца в 14 пудов или пуда в пятьдесят фунтов, — самое измерение производится неверными мерами, фальшивыми гирями и т.п. Известно, что нередко даже клеймённые меры весы бывают неверны. В городах, где производится проверка мер, можно заказать себе и представить в городскую управу для наложения клейма специальные меры для покупки и специальные для продажи. А раз на мере или гире имеется установленное клеймо, доказать её неверность почти невозможно и, конечно, ни один крестьянин об этом и не подумает, только недоумевая, отчего при ссыпке хлеба вышла такая большая разница, против его собственного измерения, дома, и нередко, в простоте души, приписывает эту разницу своей же собственной ошибке. Эти приёмы обманывания крестьян при покупке у них хлеба в значительной степени поддерживаются существующим ещё во многих местах России обычаем покупки хлеба не на вес, а на меру. Вероятно, этот обычай и сохраняется ссыпщиками хлеба, особенно при покупках у крестьян, потому что при покупке на меру гораздо легче обмерить продавца так, что он этого и не заметит. Известно, что тут большое значение имеют различные приёмы насыпки, — в одну и ту же меру можно поместить и более, и менее хлеба, смотря по тому, как насыпать, к тому же насыпают иногда не под гребло, а с верхом, горою, сколько может удержаться, да и при сгребании можно греблом вдавить в меру известное количество хлеба. Мера, большею частью, для удобства ссыпки, подвешивается на верёвке и тут, известного рода приёмами постукивания, можно заставить хлеб улечься плотнее. У многих хлеботорговцев есть для ссыпки хлеба у крестьян особые приказчики — настоящие виртуозы по этой части. Замечательно, что приёмы деятельности деревенских скупщиков хлеба бывают чрезвычайно разнообразны и очень часто варьируют, так, чтобы ещё больше запутать и заманить крестьянина. Так, бывают случаи, когда скупщики покупают крестьянский хлеб дороже существующих цен, — дороже, чем они же покупают его у помещиков, — дороже, чем потом сами его продают. Расчёт при этом оказывается различный — иногда это делается для того, чтобы привлечь массу продавцов и потом, когда съедется множество крестьян с хлебом, разом уронить цену вдвое; иногда цель заключается в том, чтобы ещё шире пустить в ход приём обмеривания, рассчитывая на то, что крестьянин, обрадованный высокою ценою, будет менее внимательно следить за приёмкой. Одним словом, различных способов очень много, но все они, конечно, к явной невыгоде крестьянина и к вящей прибыли ссыпщика, который, накупив крестьянского хлеба, потом уже обходит помещичьи партии, прямо заявляя иногда, что хотя у помещиков хлеб качеством и лучше, но ему не сподручно его покупать.

 

Такие же приёмы обмеривания и обмана крестьян в широких размерах практикуются на мельницах, при размоле крестьянского хлеба. Помимо назначения за размол совершенно произвольного вознаграждения, которое получается обыкновенно натурою — зерном или мукою, хлеб, поступающий в размол, очень часто вовсе не меряется, а прямо с воза пускается под жёрнов, а потом крестьянину сдаётся мукою столько, сколько заблагорассудит хозяин мельницы, да и из этого ещё количества удерживается плата за помол.

 

Для устранения таких искусственных и почти неуловимых способов обманывания крестьян, было бы весьма желательно ввести повсеместно обязательную продажу и покупку хлеба, а также приём его на мельницы, не иначе, как на вес, и, вместе с тем, воспретить всякие другие произвольные единицы веса, кроме установленных законом. Это было бы полезно и в том отношении, чтобы устранить существующие в настоящее время различные на этот счёт в разных местах обычаи, которые только затемняют дело в глазах не только крестьян, но даже и помещиков, для которых, благодаря этому, терминология разных рынков является непонятною. Известно, что даже в Петербурге на бирже хлеб до сих пор продаётся и котируется то на меру, то на вес, что представляется крайне неудобным. Вместе с тем, настоятельно необходимо упорядочить дело поверки мер и весов, взяв это дело из рук Городских Управ, которые с этою чисто техническою задачею, требующею внимания и аккуратности, решительно справиться не могут. В управах, как известно, поверкою и клеймением мер и весов занимается обыкновенно какой-нибудь сторож, нередко безграмотный, который заклеймит всё что угодно.

 

Известно, что со времени освобождения крестьян и по мере ослабления, оскудения старо-дворянского элемента, масса помещичьих имений и земель перешла в руки купцов, мещан и вообще всяких разночинцев. Отнюдь не ставя вопроса на сословную почву и не отвергая того, что между этими новыми землевладельцами есть лица, серьёзно принявшиеся за хозяйство, обладающие солидными капиталами и потому могущие поставить дело на самую правильную почву, — нельзя, однако, скрывать от себя и того, что такие лица составляют, к сожалению сравнительно редкое исключение. В большинстве случаев покупщиками или арендаторами помещичьих, или съёмщиками государственных земель являются те же, уже более или менее разжившиеся, кулаки, — имеющие в виду при этом ничто иное, как те же цели спекуляции или дальнейшей наживы на счёт, сперва естественных богатств купленного или арендованного имения, а потом на счёт окрестного сельского населения, которое при этом ещё скорее и ещё вернее поступает к ним в кабалу. Начинает такой землевладелец или арендатор, — если только он не связан слишком строгим контрактом и за ним не следят упорно, — с разорения усадьбы, которая продаётся на снос, — вырубки сада и свода лесов, причём этим способом нередко покрывается вся заплаченная за имение сумма и земля достаётся новому владельцу — даром. Одновременно с этим распродаются скот и хозяйственные орудия, потому что новый владелец обыкновенно или вовсе хозяйства вести не намерен, или имеет в виду производить запашку и уборку наймом, по более дешёвой цене, рассчитывая на подневольный для него труд своих же прежних должников крестьян. Если есть в имении целинная степь или вековая залежь, она распахивается; то же делается и с землёю из-под вырубленного леса или сада; если есть пруды — они спускаются, чтобы на месте их посеять коноплю или просо. Но это только, так сказать, приступ к делу, начало работы, — это снимание пенок с приобретённого имения, которое иногда бывает настолько выгодно, особенно, если дело касается арендованного имения, что потом его можно бросить, или возвратить хозяину, якобы по невыгодности аренды, хотя бы даже с уплатою договорённой по контракту неустойки, если владелец был настолько осторожен, что ввёл её в условие при заключении договора. Но если земля остаётся за новым владельцем, если арендная цена сама по себе не высока, то большею частью начинается подесятинная раздача земли крестьянам, причём цены бывают, конечно, тем выше, чем более крестьяне нуждаются в земле. Так, самыми выгодными считаются в этом отношении те имения, которые находятся в такой местности, где большая часть крестьян сидит на даровом наделе и где им некуда бывает иногда выгнать корову или выпустить курицу, без того, чтобы она не попала на чужую землю. При таких условиях всё умение «хозяйничать», заключается в умении эксплуатировать нужду и бедность окрестного населения. Не даром между такими хозяевами-кулаками сложилась циническая поговорка, хорошо характеризующая их взгляд на дело и их образ действия. Восхваляя друг перед другом поле своей деятельности и рисуя выгоды приобретённых ими владений — «сторона у нас богатая», говорят они, «потому — кругом народ нищий»...

 

Наряду с подесятинной сдачей земли крестьянам, — конечно, с уплатою денег «до снопа», т.е. до своза хлеба с полей, и если без задатков, то иногда с залогом от крестьян-съёмщиков, — хотя бы в виде зимних полушубков, которые до осени складываются в амбаре у сдатчика, — начинается иногда буквальная борьба с соседями из-за потрав, из-за крестьянского скота, борьба, которая иногда принимает характер настоящей травли. Наём под работы, если не вся земля разбирается крестьянами, производится, конечно, с зимы, причём выдача задатков, — а иногда, надобно сказать правду, — и всех денег вперёд, обыкновенно пригоняется к тому времени, когда с крестьян сбирают подати и когда, следовательно, можно нанять дешевле. Когда же крестьяне выезжают летом на работы, которые большею частью оплачиваются издельно, от десятины, — придумываются особые, произвольной меры десятины, которые иногда умышленно нарезываются такими причудливыми формами, такими «вавилонами», что крестьяне решительно не могут смекнуть, сколько именно земли им отведено под работу. При найме крестьян на работу с платою от десятины, десятина обыкновенно считается сороковая, хозяйственная; при сдаче тем же крестьянам той же земли в наём — принимается десятина казённой меры, тридцатная. Во многих местах — это уже такой обычай, который всем известен и в котором, по крайней мере, обмана нет, потому что дело ведётся начистоту. Но вот что нехорошо, и чем однако многие не брезгают: для отмеривания земли употребляются обыкновенно или мерные цепи, или чаще сажени. Одна цепь, или сажень, хозяйственная, заказывается подлиннее, — чтобы захватывала побольше земли, — это, когда земля отмеривается крестьянам под работу. Другая цепь, или сажень, — покороче, — употребляется тогда, когда земля отводится крестьянам, снявшим её в наём под распашку и посев. В обоих случаях выгоды «хозяина», таким образом, соблюдены вполне, а крестьянину, конечно, невдомёк, да если он и догадается, что что-то не ладно, то большею частью спорить не станет, потому что «за всякою малостью не угоняешься, известно, дело хозяйское».

 

Но бывает и хуже. Бывает и так например, что в горячее рабочее время, особенно когда пошлёт Бог урожаю, а народу мало и цены на уборку растут, какой-нибудь один такой хозяин объявляет вдруг при найме на базаре, где бывает много всякого пришлого люда, цену такую несообразно-высокую и заманчивую для крестьян, что народ к нему валом повалит. Вслед за этим и все другие вынуждены повысить цену на работу, чтобы не остаться совсем без рабочих, не смотря на то, что цена иногда совершенно невозможна по своей высоте. Когда же приходит время к рассчёту, первый, поднявший цену, хозяин, у которого, конечно, раньше всех хлеб убран и свезён, просит повременить, пообождать с рассчётом, так как у него сейчас денег нет. Рабочие сначала пошумят немного, а потом поневоле соглашаются. Проходит неделя, другая, — приезжают за деньгами, но денег всё нет, просят подождать, пока продастся хлеб. Наконец, и хлеб продан, а рассчёта всё нет, — и так идёт время до тех пор, пока рабочим предложат — грех пополам, взять половину денег, а остальное скостить, — и рад бы хозяин отдать всё, да денег нет, времена стоят тяжёлые, хлеб дёшев, в торговле заминка. Рабочие и тут опять пошумят, и о Боге напомнят, но в конце концов и на это соглашаются, разве иногда выторгуют у хозяина ещё какую нибудь прибавку, да с тем и уезжают, до следующего года, когда опять попадают на ту же удочку. Соседи же такого хозяина-кулака, ведущие дело по Божьему, наняли рабочих по цене, поднятой вследствие описанной проделки до невозможного размера, и расплатившись с ними как было условлено, сводят хозяйственный год с дефицитом, потому что низкие продажные цены на хлеб действительно не оплачивают повышенных цен на работу.

 

Таковы приемы и таковы результаты хозяйственной деятельности кулаков-землевладельцев или арендаторов, заменивших прежних помещиков, которых нередко обвиняют в том, что они оскудели, потому что не сумели примениться к «новым условиям землевладения». С другой стороны там, где дворянский элемент сохранился сильнее, где меньше имений, перешедших в руки купцов и кулаков, там крестьянину живется легче, там меньше простору хищничеству ростовщиков, там правильные, человечные и нормальные отношения между землевладельцами и крестьянами, между нанимателями и рабочими, там до сих пор твердо сохраняется убеждение, что богатство и сила страны — в богатстве и силе народа, а никак не наоборот. По мере же разорения и исчезновения коренного дворянского элемента, слабеет, истощается крестьянское население, не находящее себе ни поддержки, ни защиты в сменяющих его разношерстных элементах. Это факт, подтверждаемый многими исследователями нашего сельского быта, даже из числа тех, которые может быть и желали бы видеть дело в ином свете.

 

Такова еще одна темная сторона нашей современной сельской жизни, в которой, наряду с возрастающей бедностью крестьян, получают все больший простор алчные стремления описанных выше хищников, большая часть которых, — надобно сказать правду — вышла из среды тех же крестьян, но которые, как говорят их прежние односельцы, «забыли Бога». Выше приведенных фактов достаточно, чтобы показать, на сколько было бы важно урегулировать эту сторону дела, положить конец зловредной деятельности сельских ростовщиков, кулаков и скупщиков, хотя эта задача крайне трудная, особенно при невежественности сельского населения и той полной экономической необеспеченности, которою с таким успехом пользуются ныне эти самые опасные его элементы, как пиявки высасываюшие последние соки народного благосостояния и находящие себе тем более раздолья и поживы, чем беднее и обездоленнее крестьяне.

 

(Ермолов А.С. Неурожай и народное бедствие. СПб., 1892. С.179–190)

[Svetlako]

А вот другой источник. Все то же самое. Как и писал ВИЛ - кулак перед революцией прежде всего ростовщик. а отнюдь не "правильный хозяйственник". Он оперирует землей как капиталом, а не как средством производства! Ненависть основной части крестьянства также направлена на этого самого кулака как и на помещика. Какая сереждняку или бедняку разница какую сословную фамилию имеет сидящий у него на шее с долговой кабалой? Кулак еще хуже - он пользуется общинными пережитками, он якобы "свой"... Так что возникновение кровавого противостояния "старого кулака" и "мира" (в новых реалиях "колхоза") ИМХО неизбежно и оно отнюдь не плод сталинских фантазий. Оно естественное продолжение противостояния "помещик-крестьянин"

 

В 1835 году Боровское вошло в Старобельский уезд Харьковской губернии. В 1864 году в нем насчитывалось 303 двора, проживали 2079 человек{Список населенных мест Российской империи по сведениям 1864 г., вып. 46. Харьковская губерния, стр. 160.} (в 1800 году было 810 жителей).

 

По сведениям 1880 года, за Боровской сельской общиной, в которую входили также хутора Воронов, Метелкин и Сиротин, числилось 11 248 десятин земли. Из 5677 десятин пригодной земли под пашнями, сенокосами и пастбищами было занято 1392 десятины, остальная находилась под усадьбами, садами, огородами, выгонами, заливными лугами и лесом. Членов общины было 3928, из них 1173 ревизских душ. Надел на ревизскую душу составлял 9,5 десятины, в т. ч. пригодной земли — 4,8 десятины. Размеры платежей за землю с каждой ревизской души составлял 7 руб. 52 коп. в год. Из-за низкой прибыльности хозяйств, неурожаев, стихийных бедствий крестьяне не всегда могли своевременно внести нужную сумму. Поэтому к 1880 году недоимки составляли в среднем 1 руб. 79 коп. на ревизскую душу, или 4 руб. 2 коп. на двор{Материалы по статистике землевладения в Харьковской губернии, вып. 1. Крестьянское общественное землевладение в Старобельской, Харьковском, Валковском и Лебединском уездах. X., 1881, стр. 94, 95.}.

 

Местные богачи, постепенно увеличивая свои владения за счет наделов разорившихся крестьян, захватили наиболее плодородные земли. Так, одному из них, Долинскому, принадлежало свыше 950 десятин пахотной земли, лугов, пастбищ и лесов, Корсику — 550 десятин земли и 350 десятин леса, Суханову — 450 десятин пахотной земли. Бывший волостной писарь Берестовой, наживший за 20 лет службы путем взяток и мошенничества большой капитал, купил 750 десятин земли и 360 десятин леса, принадлежавших до этого Боровской сельской общине.

 

Крупные землевладельцы на кабальных условиях отдавали часть своих угодий в аренду. Например, в 1905 году 516 крестьянских хозяйств Боровского арендовали 3238 десятин земли{Материалы для оценки земель Харьковской губернии. Старобельский уезд, вып. 2, стр. 296.}. Наиболее распространенной была аренда земли на год, чаще всего за треть урожая. За аренду десятины пахотной земли под посев озимых и яровых культур крестьяне платили по 3— 10 руб., лугов — по 8—12 руб., сенокосов — по 4— 6 руб., пастбищ — по 3 руб. в год. Однако сенокосы отдавали в аренду за деньги редко, чаще — за часть скошенного сена{Очерк экономической жизни крестьянского населения Старобельского уезда и причины его задолженности, стр. 38, 39.}.

 

Даже царская администрация вынуждена была признать, что боровские крестьяне задыхались от безземелья. 25 декабря 1905 года старобельский уездный исправник в рапорте харьковскому губернатору писал: «Крестьяне Боровского общества владеют в районе Старобельского уезда неудобной песчаной землей и для/374/ посева арендуют землю за Донцом, в Бахмутском уезде; следовательно, перспектива иметь собственные, годные для обработки поля составляла для них (крестьян) вопрос первой необходимости»{Харьковский облгосархив, ф. 3. оп. 287, д. 1144. л. 7.}.

 

Процесс расслоения крестьянства в Боровском особенно усилился в первом десятилетии XX в. Попадая в кабалу к помещикам и кулакам, не имея возможности уплатить долги, многие крестьяне разорялись, почти за бесценок продавали свои наделы и шли на заработки в город. Это способствовало росту кулацких хозяйств. Только в руках двух местных кулаков Воронова и Метелкина оказалось 450 десятин земли, пяти другим кулацким хозяйствам принадлежало по 50—100 десятин. В то же время 65 крестьянских хозяйств имели менее десятины каждое, 34 хозяйства — по 1—3 десятины, 95 хозяйств — по 3—7, 177 — по 7— 10 десятин земли. Об обнищании крестьян свидетельствует также тот факт, что в 1905 году из общего количества 793 хозяйства у 83 не было никакого скота, у 277 — рабочего, а 327 хозяйств имели только по одной лошади или паре волов. В 190 хозяйствах не было коров{Там же, стр. 285, 286.}.

 

 

История городов и сел

 

http://www.igsu.org.ua/Luganskaja.obl/Lisi.../Borovskoe.html

 

 

Впрочем есть и другой нюанс. ИМХО у нас произошла в головах подмена термина. Когда мы говорим о кулаках времен коллективизации - ЧАСТИЧНО речь оказывается о ДРУГОМ типе хозяйства. Середняцком неразделившемся хозяйстве в котором из признаков кулацкого - только суммарный размер и достаток. Но не основной источник дохода! У кулака - наемный труд, ростовщичество и сдача земли в поднаем. У крупного середняка - собсвенный труд "большой семьи" и экономически выгодные отхожие промыслы, которые в "большой семье" реализовывались менее болезненно. Борьба с кулачеством оказалась при коллективизации направленной в том числе и на такие хозяйства. Что было ее отрицательной строной. А вот больба со старым варианто кулака-ростовщика, мироеда - воспринималась крестьянином спокойно. Он ему кровь пил еще с конца прошлого века!

[Kirill]

2 Игорь

побоку цитаты псевдоисторика Пыхалова.

В комплекте с цитатами врунишек-эмигрантишек и тру-белодельцев

[еремей зонов]

2Svetlako

Впрочем есть и другой нюанс. ИМХО у нас произошла в головах подмена термина.

О, дядь Миш, хотел как раз об этом написать, - ты опередил.

[Игорь]

2Svetlako

Ермолов А.С. Неурожай и народное бедствие.

так точно.Лишнее подтверждение тому,что при царизме были светлые головы даже не из социалистов.

 

2Svetlako

2еремей зонов

у нас произошла в головах подмена термина. Когда мы говорим о кулаках времен коллективизации -

когда она произошла - подмена?

Совершенно однозначная реакция ВИЛа на определённую работу.Тут важна эволюция взглядов - через 40 лет "кулак" тоже стал плохим.

[Svetlako]

2Игорь

так точно.Лишнее подтверждение тому,что при царизме были светлые головы даже не из социалистов.

 

Но процитированная Пыхаловым светлая мысль подвергается остракизму Дело в том, что ермоловская цитата - из его блога

 

когда она произошла - подмена?

Совершенно однозначная реакция ВИЛа на определённую работу.Тут важна эволюция взглядов - через 40 лет "кулак" тоже стал плохим.

 

Поточнее. Через 40 лет считая откуда? От Ермолова? От Столыпина? От работы Ленина? От ВОР? От коллективизации?

 

Само понятие КУЛАК положительным не было никогда. Обрати внимание на его второе поимнование "мироед". Тот, кто поедом народ ест. Тот народ, который мир.

 

Другое дело насколько заслуженно к кулакам приписывали тех или иных. Да и приписывали-то разные люди. Сам мир - или власть - или теоретики от власти.

Изменено 1 февраля, 2011 пользователем Svetlako

[Svetlako]

И снова сменовеховец Устрялов

 

Если книги имеют свою судьбу, то и слова - тоже. Когда-нибудь трудолюбивый историк поведает нашим потомкам миграцию слова "кулак" в процессе русской великой революции: она стоит того, живописная, красноречивая, саркастическая...

Сначала "кулак" был столь же абсолютно бранным и столь же безмерно широким понятием, как "буржуй". Если буржуи все, кто носит котелок, то кулак - всякий "мелкий хозяйчик": берегитесь, - в нем сидит Корнилов!

Потом от кулака отроился "середняк". Кулак похудел, но продолжал оставаться все же очень нехорошим человеком.

Потом - с нынешней осени - принялись подробно "определять" термин "кулак". Плохо быть кулаком, но далеко, мол, не всякий зажиточный крестьянин заслуживает этого постыдного наименования. Определяли долго, тщательно, упорно, со всех сторон. А ведь известно из учебников логики, что "всякое определение есть ограничение". Пределы термина становились все теснее, скромнее, безобиднее.

Теперь, однако, надоела и эта игра в прятки. "Места" слабо усваивали хитрую словесную механику, полезную разве лишь для большой политики, и продолжали чересчур прямолинейно насиловать основные принципы здравой экономики. И центр, наконец, бросив дипломатические бирюльки, решил действовать напрямик:

- Да здравствует подлинный нэп в деревне!..

"Если в 19 году Лениным был поставлен вопрос о середняке, то в настоящих условиях нам приходится ставить вопрос не только о середняке, но и о кулаке... Мы предоставляем большую, чем прежде, свободу капиталистических отношений в деревне" (Молотов).

"При теперешнем развитии, при теперешней нашей политике на допущение рыночных отношений, мы будем в известной мере допускать развитие даже кулака". (Он же).

"Наша политика по отношению к деревне должна развиваться в таком направлении, чтобы раздвигались, а отчасти и уничтожались многие ограничения, тормозящие рост зажиточного и кулацкого хозяйства" (Бухарин).

Мелкий хозяйчик, на почве четко усвоенного принципа "свобода труду", из врага превратился в первейшего друга: "Товаропроизводитель, мелкий хозяйчик, который составляет основную крестьянскую массу, должен чувствовать большую уверенность в обладании теми средствами производства, которыми он пользуется" (Молотов).

Еще немного, и мы, пожалуй, увидим, как на могучих хозяйственных грудях заблещут в деревне ордена "Красного Знамени":

- Героям труда!

Всякому овощу свое время. "Беднота" культивируется ныне разве лишь в качестве газетного заголовка; в природе же бедняк уже отнюдь не внушает излишнего восхищения: "Скатываться к бедняцким иллюзиям теперь уже нельзя" (Молотов). Таковы директивы партконференции.

...Словом, в гуще быта скоро того и гляди услышишь бодрые полнокровные голоса из деревни:

- Да, я кулак, я советский кулак, и горжусь этим!..

[Квинт Пехотинец]

2 Svetlako

 

Камрад, а чем вот этот процесс - расслоение крестьянства, укрупнение хозяйств, отток крестьян в города отличался от других подобных процесов в других странах? Ведь кулак помещик становились основными поставщиками товарного хлеба на рынок. Ведь их хозяйства получались в плане товарности более эффективными, чем крестьянские, а отток крестьян из деревни способствовал росту урбанизации. Я думаю, лендлордов и юнкеров английские и немецкие крестьяне любили не большеЮ чем русские крестьяне помещиков и кулаков. Одно днло болезненность процесса, а другое - его историческая, общественная и экономическая неизбежность и закономерность.

[Svetlako]

2Квинт Пехотинец

Камрад, а чем вот этот процесс - расслоение крестьянства, укрупнение хозяйств, отток крестьян в города отличался от других подобных процесов в других странах? Ведь кулак помещик становились основными поставщиками товарного хлеба на рынок. Ведь их хозяйства получались в плане товарности более эффективными, чем крестьянские, а отток крестьян из деревни способствовал росту урбанизации. Я думаю, лендлордов и юнкеров английские и немецкие крестьяне любили не большеЮ чем русские крестьяне помещиков и кулаков. Одно днло болезненность процесса, а другое - его историческая, общественная и экономическая неизбежность и закономерность.

 

Ну, во-первых, на селе существовал слой крупных собственников - помещики. Появление "помещика-дубль" с точки зрения теории расслоения совсем необязательно . ИМХО дело в том, что таких "реципиентов" появляющейся на рынке земли или земли которая может быть вытащена на рынок - после 1861-го года окаалось недостаочно. Предложение-то выросло в разы. Свято место пусто не оказалось. В этот момент на сцену и появилась новая консорция, пользуясь гумилевским термином. Кулак выполнял абсолютно те же экономические функции, что и помещик, но его социальная ниша была иной и новой для России. Неким его аналогом по инородности для мира можно было бы считать кабатчика или мельника или "жида-арендатора" или целовальника, но вся эта гоп-компания не имела прямой связи с землей, чья сакральность для крестьянина была до того неоспоримой. А тут свой Ванька-сучий-потрох начинает эту землицу-матушку закладывать, перезакладывать и с рук на руки перекладывать и с миром за эту землю бодаться так что ребра болят. Сакральность-то тут же подмоченной оказывается. Ваньку громом не поразило

 

Во-вторых, не знаю насчет любви к крупному собственнику, но сам процесс его образования во всех странах проходит по-своему. С большей или меньшей кровью. Мы в итоге заплатили сполна за максимальную концентрацию земли в совхозах и колхозах. Даже кулак-работник между прочим на пути именно максимальной концентрации стоял! Ненужный посредник. На следующий шаг по размерам земли в собственности у него ни мозга, ни силы не хватало. Посему излишки земли оказывались на чисто спекулятивном непроизводительном рынке - в руках кулаков-ростовщиков. Враг производительности труда - в стратегическом масштабе.