DESERT WAARRIORS / ЛЬВЫ ПУСТЫНЬ: НОВОЕ НАЧАЛО Гл.1

[MRAKoris]

DESERT WAARRIORS / ЛЬВЫ ПУСТЫНЬ

 

«История становится легендой, легенда – фарсом. А потом еще и анекдотов насочиняли».

 

Династия де Вермандуа

 

 

Глава 1 «Там у вас загадочные ветры дуют…»

 

 

 

 

Герберт IV де Вермандуа (1032-1094), 7 граф Вермандуа (1045-1094)

 

 

Год 1066 от Р.Х. – проорала кукушка в часах.

Чё? – спросонок переспросил граф Герберт IV де Вермандуа.

- С новым годом! – повторила вежливая кукушка.

- Ну, сколько можно-то… - расстроился Герберт.

– До дня рождения Пушкина осталось ровно 733 года… - не унималась кукушка.

- Да чтоб ты провалилась, абиссинца неверного поминаешь к заутренней. Лучше б батюшку припомнила, эх вот батька Эду Гербертович, бывало, выйдет на крыльцо, накатит стопаря бордо 1030-го, возьмет фамильную шашку «МК-47» (Меч-Кладенец 947 года ковки прим. хроник.) и давай валить всяких смутьянов, да просто ротозеев. И то, куда бы он убежал-то с крыльца… безногий…

- Мдя… сочувственно протянула кукушка, до изобретения которой оставалось примерно столько же лет, сколько до дня рождения Пушкина.

- Ну да ладно, батька вон в санках зимой получше любого верхового на врага ходил, тем более так даже удобнее было, снизу врага колоть оно всегда сподручнее. – Герберт заулыбался портрету напротив кровати. С портрета смотрело на него практически идентичное лицо… «Гены» - пронеслось в голове у Герберта. «Кстати, недурно было бы еще нашим рыцарям вместо коней зимой санок выдать по две штуки, тогда мы точно Амьенских по бобслею забацаем» - подумал про себя Герберт.

 

- Тук-тук – послышался вежливый, заранее извиняющийся голос за дверью. – К вам можно, сир?

- Святой отец? Какого… - начал, было, Герберт, но осекся. – Какого чудесного ангела я видел сегодня во сне…

Эду был не просто епископом, он был и духовником своего братца, за которым был приставлен нянькой вместе с маршалом Пьером, вторым братом Герберта.

- Сир, мы тут покопались в бумагах с мадам канцлером, вашей двоюродной бабушкой Аделаидой и вашей супругой Аделью, и обнаружили довольно занятные факты, которые вы должны незамедлительно узнать, – высокопарно и велеречиво начал рассказывать епископ, изредка трясся рукавами своей мантии.

- Ну и? – зевнул граф. – На наших полях опять какая-то ботва с навозом?

- Да нет, гов… полно… - радостно воскликнул епископ, и тут же покраснел.

- И то верно, - басом прорычал маршал Пьер де Вермандуа, заходя в опочивальню графа. Епископальная братия только и делает, что сортиры охаживает, а вот если нам весенние сборы объявить, а? – Пьер прищурился, поглядывая на побелевшего от страха Эду.

- Что вы, что вы, мессир, побойтесь бога, не след нам слугам господа брать в руци наши оружие и доспехи.

- Не, Пьер, не пройдет, поддакнул Герберт, это они в мирное время так туда ходят, что у нас навоз девать некуда, а на сборах со страху мы так и вообще перевыполним план по сдачи навоза на пятилетку вперед. Вон Сам, Филипп, уже жалуется, так и говорит, опять с севера подул ветер тревоги.

 

Ладно, - добавил граф, вы ступайте в главную залу, а я за Колгейтом, или чем там в Средневековье зубы чистят, и к вам. Да, вот еще, - граф повернулся к своим братьям, велите тайному советнику, то бишь моей жене, чтобы она там тайно чего-нибудь на стол насобирала, ну по-нашему по-селянски.

 

Маршал и епископ удалились из покоев графа, а Герберт отправился на утренний променад до умывальника.

 

 

Приведя себя в надлежащий вид, граф натянул некое подобие камзола от неизвестного портного, есть мнение, что от Гуччи, графа Пармы, но историки до сих пор оспаривают этот факт. И вот в таком нарядном и одухотворенном виде Герберт заявился в главную залу замка. По середине зала стоял огромный дубовый стол, на котором была расстелена карта Франции и прилежащих к ней областей и местностей.

 

Отворив двери, Герберт увидел, что Пьер, Эду и Аделаида о чем-то довольно оживленно спорили, при этом водили по карте пальцами, то и дело, отстраняясь от карты для глотка вина, которое им усердно подливал виночерпий графа. Герберт бесшумно подошел к столу и присоединился к рассматриванию карты. На карте было изображено само графство Вермандуа, его северный сосед графство Эно, южный – Иль-де-Франс, владетелем которого был сам король Филипп, восточный сосед епископство Реймс и западный сосед графство Амьен.

 

Маршал Пьер усердно рисовал пером красные стрелки, окружавшие Амьен, синими стрелками было, судя по всему, показано слабое сопротивление Амьенцев победоносному шествию дружины Вермандуа. Над самим Амьеном кто-то уже подрисовал белый флаг, а также графа Рауля Валуа, смиренно стоящего на коленях и просящего о пощаде.

 

- Не… не похож, - заметил Герберт. – У Рауля подбородок не такой.

- Сир, - обрадовался епископ… - оказывается тетка Герберта III, вашего дедушки, Адель была замужем за графом Амьенским и Вексенским Готье Валуа, внучком которого и является нынешний граф Рауль.

- А значит, - добавила мадам канцлер, - согласно Амьенским законам наследования, ваш сын Эду является первым наследником Рауля. И он будет следующим графом, несмотря даже на сыновей Рауля. Правда на Амьен претендует еще и герцог Шампанский, наш сюзерен Тибо де Блуа,… но он пока нам не конкурент.

- Да, а где мой сынку? – осведомился Герберт с характерным северофранцузским акцентом.

- А кто его знает, шалуна эдакого… - в один голос заявили члены правительства.

- Нда… весь в деда, - мечтательно промолвил Герберт. – Ну, дык, на чем мы там с вами остановились? – граф перевел взгляд на Пьера.

- Мы вот что думаем, а что если мы того сего и просунем Эду Гербертовича пораньше, уж очень нам нужен Амьен и Вексен. А то, сидя в одном Вермандуа, нам ничего не светит до прихода Антихриста.

- Побойтесь бога, еретики, - взвопил епископ Эду, - как можно при мне вести такие жуткие беседы?

- Да нет, я разве еретик? – в свою очередь возмутился Пьер, - вон ваш Валуа вообще рожден от кровосмесительного брака, а вы церковные пасюки ему цельных два графства вручили. Все вы мерзавцы, однозначно!

- Где-то я это уже слышала, - подозрительно нахмурилась Аделаида де Вермандуа. Взяв графа за руку, она отвела его в сторону, предоставив маршалу и епископу пару минут для своих извечных выяснений отношений.

- Гербертушка, послушай, чего хочу сказать, - начала бабушка. – В мире нонче совсем неспокойно стало, неверные в Испании озорничают, католиков режут, на востоке опять какая-то пурга. Константин X Дука, греческий амператор, даром что шутник, а вот взял да и помер, греки выбрали царем Михаила VII, а тот прелюбодей такой, сказать страшно, так вот пока он охаживал очередную девицу, сарацины вздумали баловать в Армении и Сирии.

- Бабушка, - начал любезный внук, - а вам не фиолетово, что там, в Греции вашей творится? Вы бы лучше носки вязали, что ли? А то Эду опять без носков бегает по дворцу.

Надо сказать, что волею судеб и парадокса, бабушка Аделаида была младше Герберта на восемь лет, и потому ее мудрые речи частенько оставались незамеченными и списывались как детский лепет. Но делать и впрямь что-то надо было. Герберт властным жестом показал братьям и бабке, чтобы они замолчали, и произнес фразу, с которой позднее начинались все тайные заседания правительства.

- А как у нас там с техническим прогрессом?

С прогрессом обстояло хреново, как впрочем, и со всем остальным. Армия находилась в состоянии, ну если не распада, то, как минимум, глубокого зачатия. В графстве насчитывалось всего 3 рыцаря-барона, тогда как в соседнем Амьене их было 78 штук по алфавитному списку, тайно выкраденному бабушкой Аделаидой, которая временно сожительствовала с братом Рауля Валуа, Тибо.

 

В августе 1067 года, маршал Пьер приволок в покои Герберта сопротивляющегося и дрыгающего ногами Эду, и объявил, что его видели за занятиями по практической анатомии и физиологии с местной дояркой. Доярке пришлось отстегнуть за моральный ущерб, Эду пришлось наказать, заперев у себя в комнате.

 

Герберт поручил Аделаиде в срочном порядке найти Эду профессионала по данным прикладным наукам во Франции, что было выполнено практически незамедлительно. Ранним сентябрьским утром 1067 года к замку Вермандуа подъехала длинная процессия, украшенная флагами и цветами самого короля Франции. Герольды объявили, что приехала королева-мать Франции Анна Ярославна со своим младшим сыном, принцем Гуго Капетом. Эду, грубо говоря, облез, граф Амьена выпал в осадок.

 

Герберт, обретя дар речи, поглядел на Аделаиду и переспросил, - Кто-кто?

- Как велели, опытная, красивая, умная и прочее-прочее-прочее…

- Заставь дурака, - сплюнул Герберт, но, тем не менее, вышел встречать гостей. «Да и то дело, породнимся с королем, чем не фарт…» - подумал граф.

Свиту королевы дополнял группа заморских менестрелей, которых почему-то всех звали одинаково «Мишуки». Они всю дорогу от Парижа до Вермандуа голосили «Как тебе живется, королева Анна?», наводя ужас на незрелые души французских крестьян, не привыкших к песнопениям русских бардов. Король Франции и сам был не в восторге от этих музыкантов. Когда Анна прибыла вместе с ними из Киева, он поначалу даже, было, удивился и обрадовался такому подарку киевского князя, пока не понял, в чем была засада. А она была. Мишуки собирались наспех и потому выучить успели только одну песню, которую исполняли в режиме “repeat all”. Через неделю постоянное «Как тебе живется, королева Анна в той земле, во Франции чужой?», раздававшееся за дверью королевской спальни, королю надоело, и он выставил их за двери дворца. Но Мишуки не терялись и объявили турне меннезингер-группы «Ле Мишлен» по весям Парижа. Горожане приняли их на ура, но так как репертуар совершенно не обновлялся, а голоса от беспробудного орания одной и той же песни краше не становились, уже через пару недель на них стали искоса посматривать.

 

К зиме в городе начался мятеж, плавно переросший в акцию протеста, протестующие надели бело-голубые ленточки и повязки и стали блокировать королевский дворец, не выпуская оттуда министров, и не впуская туда важных чиновников и знать. Среди требований восставших было несколько пунктов, основным из которых было – выдворение незаконных эмигрантов, называющих себя Мишуки. К восставшим присоединился также профсоюз трубадуров и виноделов Авиньона, которые в резкой форме осудили порочащее их репутацию заявление в песне «Там под вечер хлещут трубадуры авиньонское вино». Король волей-неволей был вынужден согласиться на эти жесткие требования, и приказал выставить менестрелей за 101 километр. Голодные и обиженные барды в знак протеста устроили Всефранцузский тур. Прошли годы, парижане давно забыли этих странных Ля Рюсс… и вот вдруг, откуда не возьмись, в августе 1067 года от Р.Х. к стенам французской столицы донеслось знакомое завывание: «Хорошо ли быть на самом деле королевой Франции чужой…»

У горожан началась истерика, и тут как нельзя к месту и вовремя при дворе короля объявилась Аделаида де Вермандуа, которая хотела сосватать достойную девушку для сына графа Вермандуа.

 

- Есть! Есть. Согласен, - в исступлении забился Филипп и подписал разрешительные грамоты на брак своей мамы и Эду. А также велел кланяться графу Герберту, сострив, что, мол,

«Там у вас загадочные ветры дуют…», процитировал еще ничего не подозревающей Аделаиде строку из песни злостных русских песняров.

 

Вышедший навстречу гостям граф Герберт тоже ничего об этом не знал, и был немало удивлен таким знатным кортежем, который сопровождала группа менестрелей с неизвестными в этих краях инструментами. Вермандуа медленно подошел к первой повозке, украшенной бархатом и нарядными королевскими вымпелами с изображением белой лилии, поклонился и подал королеве руку.

 

Анна Ярославна бодро выпрыгнула из нечто, смутно напоминающего карету, и, хлопнув оторопевшего графа по плечу, густым басом промолвила, - Э, Буратина (очевидно намекая на греческий профиль графа), а квас в твоем захолустье готовят? – при этом королева смачно почесала левую грудь. И все бы ничего, и вероятно Герберт и не возражал против такого несколько вызывающего поведения царственной особы, что можно было бы списать на ее диковатое происхождение, да только королева почесала свою грудь рукой графа, которую он протягивал вообще-то для совершенно других целей. Герберт поперхнулся, и, прокашлявшись, промямлил, что, мол, рад видеть такую гостью в своих пенатах.

 

- Да, похоже, кваса не будет… - нахмурившись, со значительной долей сожаления ответила королева на высокопарное приветствие Герберта. Она с язвительной ухмылкой осмотрела Герберта с ног до головы, затем вышедшего вслед за ним маршала Пьера, потом ее взгляд скользнул на замок Вермандуа. На самом деле замок больше смахивал на общежитие для бедных арабских студентов, посланных на учебу в Европу, причем, судя по общему состоянию замка, студентов все же просто послали на…, а не послали на учебу. «Мда, с инвестиционным фоном тут совсем беда», - подумала королевна, - «надо бы нашим киевским скинуть, чтобы откатили тугриков на евроремонт…».

 

- Прошу пожаловать ко столу на ужин, - ответствовал граф Вермандуа.

- Слышь, убогий, хибару твою починим, ты мне только вот одно скажи, кто тут из них мой сюпруг? – Анна Ярославна подбоченилась и обвела саркастическим взором всех присутствующих. – Этот что ли? – указала она на слащаво улыбающегося епископа Эду.

- Нет, нет, что вы государыня, - в поклоне пропел сладким голоском подобострастный епископ. – Эду ожидает вашу милость в замке.

- А сидит он в самой высокой башне самого высокого замка… - пробормотала Анна, вперив свой взгляд в восточную башню замка. – Ах, да, о чем это я? Навеяло что-то… - обернулась она к епископу, - надеюсь фокусов с освобождением от драконов в этом шоу не предусмотрено? – с ехидцей продолжила Рюриковна.

- Ну что вы, ваше величество, - пришел в себя граф Герберт. – Не хотите ли вот, нашего местного вина испробовать, Вермандуаское 40 года, отменнейшое, - расплылся он в широченной улыбке.

- Ка-а-а-а-кое? – переспросила королева. – Верманду… куда? Ребята, вам не помешает другой брэнд, что-нибудь более запоминающееся и не такое пошловатое, ну там Шанель, что ли? – хохотнула Анна Ярославна, хлопнув своей богатырской рукой по плечу графа.

 

Проведя королеву в замок, граф приказал накрыть пиршественный стол в главной зале, а сам отправился помолиться, чтобы все срослось, и Рауль Амьенский поскорее отдал концы, чтобы опять же побыстрее сплавить Эду и будущую невестку в Амьен к чертовой матери. «Ну, ничего», думал Герберт, «Ничего, Филипп, я тебе ее припомню, хрен тебе, а не солдат на войну».

 

Сказано – сделано. Герберт с того дня стал усиленно тренировать в себе новый трейтс «хрен вам!», трейтс получался довольно симпатичным, как показывала практика, он помогал сохранять войска в добром здравии и не позволял всяким придурковатым сюзеренам гонять 500 человек в Африку за кокосом для принца или играть в прятки с каким-нибудь арабским эмиром, который пытался напасть на короля Франции где-то в районе норвежских фьордов, в то время как Филипп пытался отыскать обидчика где-то в куманских степях.

 

Свадьба вышла на славу. Гуляли целый месяц, если не больше. На торжество приехали все родственники королевы, среди которых особо выделялись киевские и черниговские, как утверждала сама Анна Ярославна, они были самыми уважаемыми на Руси, и поэтому при обращении к ним следовало добавлять нечто похожее на вежливое обращение, которое по-русски звучало, как «в натуре». Князь Черниговский, дородный лысый детина, в ответ на это улыбался беззубым ртом и постоянно добродушно крякал: «Добре, добре». Франков в праздник вбухали уйму, с другой стороны, траты было решено погасить за счет будущих территориальных приобретений на западе. На что граф Рауль Валуа живописно отвечал табличками на границе своего графства. На табличках изображался неприличный рунический знак, стилизованный в древнерусской манере полоцкой школы, что было сделано, безусловно, с умыслом, с намеком на то, что будущая супруга Эду, наследника Валуа, была родом из Киева, где данный символ не был в большом почете из-за чрезмерного его употребления князем Полоцким, который к своему вящему сожалению не относился по понятиям Анны к князьям «в натуре».

 

Под это дело, в смысле под свадьбу Эду и Анны, решено было по финансовым причинам провести свадьбу Пьера и Адели, дочери Герберта. Пьер не посчитал грешным жениться на своей родственнице, а Эду отстегнули на новый иконостас, он притих на какое-то время, а потом и вовсе соблазнился на канцлера и женился на ней, но, правда, это было уже потом.

 

В мае 1068 года у графа Герберта случилась радость, родился его второй сын, которого было решено назвать Людовиком. – Людовиком назовите, - требовала Анна Ярославна, - мердом буду, если не права, Людовик – самое раскрученное имя будет.

 

Герберт согласился на Людовика.

 

Тем временем Анна взялась за ремонт обветшалого графства, многое починили, многое построили, королеву объявили почетным лесником Северной Франции, почтмейстером года, а по совместительству «Мисс Верность 1068». Она особо не сопротивлялась этому. Все это благолепие и радушие омрачалось лишь одним фактом. – Мишуками. Их всхлипы под дверью у замка то затихали, то занимались с все большей силой, что не могло не приводить Герберта в уныние. Вопрос стал очень больным за это время. И тут случайно повезло.

 

Рауль Валуа шел-шел по Амьену и вдруг – чик! и умер. Тут же из Вермандуа пришло две телеграммы. Первое, как признавался позднее брат Рауля, Тибо – содержало стандартное соболезнование по поводу безвременной кончины графа. Нечто похожее на: «Народ Вермандуа скорбит вместе с жителями Амьена по поводу…» и так далее. Вторая телеграмма была куда более показательна, ибо заключала в себе только пять слов: «Встречайте, первые три вагона. Эду.»

 

Тибо и его сын Адам подумали-подумали, да и свалили в Данию читать курс лекций относительно морального и духовного падения глубокого законспирированного агента влияния Англо-саксонских служб военной разведки гражданина Гамлета по кличке «Принц», который потворствовал своим некрофилическим страстям и даже свою радиостанцию вмонтировал в череп некоего Йорика. Многие датские аналитики небезосновательно полагали, что Йорик – это искаженное название Йорк.

 

Ну да история собственно не о том. Не так ли?

 

Эду со своей женой въехал в Амьенский замок и обалдел… простор огромный, два графства, два замка, крестьян уйма, войска – во! (далее идет характерный жест рыбака),

то есть всего навалом, и все отменного качества. Единственное, что расстраивало так это то, что пришлось с собой захватить своего пасынка Гуго Капета, принца крови. Однако это сулило немалые дивиденды, в частности можно было женить его на дочке, буде такая народится и потом законно претендовать на престол в случае чего. Эду, не будучи дураком, принял это к сведению.

 

Жизнь пошла своим чередом, все было хорошо, когда бы не беда, приключившаяся летом 1073 года. Адель Валуа, графиня Вермандуа, как-то повадилась выезжать по делам на юг. И вот в одну из таких поездок, епископ Эду увязался за ней и проследил, что Адель глубоко пала в нравственном плане своей аморальной связи с графом Сенским Готфридом Жуани, который еще во времена Эду Гербертовича слыл пустозвоном и жутким трусом и подлецом. Сказать, что Герберт расстроился, означало бы ничего не сказать. Герберт в срочном порядке созвал внеплановую революционную тройку, которая арестовала графиню по обвинению в случайных и порочащих связях и 7 июля приговорила к казни через усекновение головы по экспресс-методу Илоны Давыдовой. Приговор был приведен в исполнение в тот же день.

 

Наступило суровое время.

 

Суровое не потому, что графиня пала смертью храбрых, а все больше потому, что психическое здоровье высшей знати Франции со временем стало ухудшаться. Первые признаки приближающейся беды французской интеллигенции проявили себя в том же 1073 году. Вследствие небольшого конфликта из-за разборок мелких вассалов вырисовывалась небольшая войнушка между сюзереном Вермандуа герцогом Тибо Шампанским и герцогом Рамоном Беренжером Каталонским. Граф Герберт, как было уже сказано выше, тренировал в себе новый трейтс «хрен вам», который был успешно применен по отношению к нашему сюзерену. Сам граф отзывался по этому поводу примерно следующим образом: «Война у них, видите ли, епископ Урхеля пять головок сыра в виде омажа недодал, панимаешь…» Герцог де Блуа телеграфировал графу, что, мол, будьте любезны, пришлите, пожалуйста, 500 солдат и маршала Пьера. На что Герберт столь же вежливо отвечал по-английски: «Your SMS can not be delivered to the addressee. Thank you that you have chosen us as your cell operator». Судя по тому, что Тибо в ответ молчал, граф Вермандуа догадался, что языками тот не владеет, что, несомненно, должно было сыграть на руку мятежному духу Герберта.

 

Герцогские разборки шли не шатко, не валко. Скорее они вообще никак не шли. Тибо послал своих казаков-разбойников пограбить земли Каталонии, да и сразиться с самим герцогом, но Рамон Беренжер перехитрил всех, и, взяв с собой всю свою армию, отправился в морской круиз вокруг Испании. В общем, получилось не очень-то и вежливо со стороны испанцев. Что называется, сами звали-приглашали, и тут Тибо приезжает, а на здании каталонской таможни висит записка: «Дома никого нет, приходите потом». Тибо, конечно, обиделся, забрался как тать без спроса, разорил все и отправился домой. Вернувшись в Труа, Тибо застал большой беспорядок: замок разгромлен, крестьянские дома сожжены, лесопилки разграблены, почта снесена, девки опять же брюхатые… Верный признак, что кто-то дома был в отсутствие хозяина! Зайдя в свои покои, Тибо обнаружил у себя на постели небольшой клочок бумаги, в котором значилась только одна фраза: «Здесь был Вася!» Тьфу, в смысле «Здесь был Рамоша!».

 

Конечно, Тибо расстроился. Пришлось всем дружно замириться после полутора годовых салок. На почве общего расстройства из-за такой войны, Тибо впал в сильные переживания, которые его личный врач-немец назвал Дер Штресс. Рамон тоже расстроился и с горя совсем выжил из ума.

 

Тем временем, граф упорно искал себе новую жену. Кандидаток было много, но на удивление они не толпились у дверей замка Вермандуа, более того, в листовках по всей Франции появились пошловатые юмористические объявления, в которых давался адрес некоего сексапильного графа с соблазнительными формами и огромной потенцией, который, мол, ждет девушек, ищущих встреч для интимных и серьезных отношений. В итоге с такой репутацией графу стали отказывать даже 80-летние бабки при дворе герцога Шампани. Выждав какое-то время, Герберт подослал канцлера ко двору епископа Буржского, которой пришлось, во-первых, длинную очередь на прием, а затем в течение трех месяцев упрашивать епископа на то, чтобы он отдал в жены графу некую Эвию д’Авесн, даму замечательную во всех отношения, в том числе и своей подозрительно грузинской внешностью. Епископ по началу сильно сопротивлялся и кричал, что, мол, такому похотливому развратнику, коим является Герберт, даже свою личную собачонку не отдаст под присмотр. Но время и клянченье Аделаиды сделали свое черное дело. Альбано не выдержал, и чтобы, наконец, избавиться от истеричной особы, которая уже три месяца подряд сидела и причитала у него в рабочем кабинете, он дал свое согласие. Сыграв свадьбу, Герберт не успел насладиться моментом, представилась жена Пьера – Адель. Пришлось озаботиться проблемами поиска новой невесты для брата. В итоге одна из самых «лакомых» невест всего королевства Эрмесинда де Лонгви, графиня Лабура, просила передать, что «Все мужики козлы!» И потому, объехав всю Францию, канцлер Аделаида снова заехала в Бурж. У Альбано случился приступ. «Инфаркт микарда! Вот такой рубец!» (с)

Когда он более-менее отошел, канцлер Вермандуа без особого труда сумела уговорить его на свадьбу Пьера и его родственницы Эгли. Провожая Аделаиду, епископ махал ей вслед платочком и кричал, чтобы она (как бы это помягче выразиться) доехала в полном здравии домой и почаще навещала его в Бурже.

Зимой 1078 года до Герберта дошли слухи, что в Амьене что-то не все ладно, как бы должно было быть. Эду уже довольно долго делил свою жилплощадь с Анной Ярославной, а та постоянно отказывалась рассказывать ему про то, что такое секс, и почему Эду так влечет к девочкам. От этого Эду впал в глубокую печаль, и в нем стал проявляться наследственный уникальный трейтс «хрен вам!», что не могло не приводить Тибо Шампанского в еще больший стресс.

Не все ладилось и дома, двое младших сыновей Герберта Людовик и Карл повадились приводить домой каких-то подозрительных мужиков. Сначала Людовик припер какого-то Рейнальда де Клермона, который представился как опытный специалист по микроменеджменту мелких предприятий типа ООО, ТОО и графство Лимитед. За что тут же был назначен главным по тугрикам и верховным министром свиньи-копилки, что хранилась под кроватью графа. В 1081 году Карл вернулся домой с каким-то стариканом, который признал в Герберте своего родственника, и тут же рассказал, что лет тридцать назад с его батькой ходил германца воевать. Воле-неволе, пришлось графу признать дедушку Матфея и дать ему приют. Хотя поговаривали, что Матфея этого видели на Руси, где он представлялся морским офицером сотником Шмидтом.

1081 год вообще был очень неудачным. Сначала епископ Эду спьяну завалился в покои Герберта и потребовал увеличения своей зарплаты, а также предоставления полного соцпакета, двухнедельного отпуска на побережье Бискайского залива, страховки лошади на случай ДТП, а также пенсию в размере 80% от ежемесячной зарплаты 1081 года.

После этого из Амьена прибыл курьер, который доложил, что Эду, не познавший радостей секса, окончательно спятил, что было совсем худо, учитывая тот факт, что он был первым наследником Герберта, граф понял, что надо что-то делать.

В течение девяти месяцев 1082 года граф Вермандуа обдумывал сложившуюся загогулину и пришел к выводу, что нет иного выхода, как небольшой несчастный случай. В своем письме из Каркассонна некий доброжелатель де Тренкавель писал Герберту, что в сложившейся патовой ситуации надлежит применить известную схему Камень-Голова-Мешок-Река. Но Вермандуа решил, что это слишком сложная конструкция, и потому все упростил. В сентябре 1082 года Людовик был отправлен в путешествие по графству исследовать способы замены доильных стаканов в подворье «Заветы Герберта Эдуевича», и примерно в тоже время, пятнадцатого числа старший сын графа – Эду Гербертовича случайно выпал из окна. Тут же в Амьен прибыла группа аудиторов во главе с маршалом Пьером, которая моментально описала все имущество, а окончательно растолстевшую Анну Ярославну выставила за городскую черту с уведомлением о выселении и повесткой в 24 часа срочно покинуть территорию графства.

Говорят, королева Анна долго и сочно ругалась, вспоминала Герберта I и Берту Парижскую, первых владетелей Вермандуа, плевала в сторону Амьена и Вексена, высморкалась на изображение нашего уважаемого владетеля, и пообещала привести и показать маму своего племянника Кузьмы Ионополита, графа Филиппополя. Что, между прочим, никоим образом не заинтересовало любознательного Герберта. Этот скандал был широко озвучен СМДи – средствами массовой дезинформации Франции, которые заклеймили графа как братоубийцу, агрессора, империалиста, и вообще называли его последними словами.

 

Выругавшись, Анна Ярославна, достала из подвязок своих чулок фляжку, хлебнула Агдама, и, обнявшись с Мишуками, удалилась во владения Киевского князя, распевая грустную песню «Разлука, ты Разлука, Чужая сторона….»

 

 

 

Заполучив, таким образом, все владения Эду, а заодно и избавившись от спятившего отпрыска, Герберт в полнейшем удивлении обнаружил, что оказывается, у него есть законные притязания на владения графа де Сен-Поля, что располагались далеко в Бретани. По донесениям канцлера Гиомарш де Сен-Поль был заподозрен в порочащих связях, в которых также была заподозрена некая особа по фамилии Валуа, которая в свою очередь доводилась внучатой племянницей четвероюродной бабушки кузена Балдуина.… В общем, история была темная, а у графа не было время разбираться, кто кому приходится шурином и деверем, тещей или свекровью, поэтому он занялся куда более важными делами. Целина была не поднята, пашня не пахана, на селе появлялись первые признаки странного заболевания… Срочно высланные в деревни врачеватели ужаснулись положению дел в районах Северофранцузского Нечерноземья. Народ маялся животом, причем изрядно. Видимо из-за этого лекари Вермандуа дали ей название понос.

Помимо страстей с болезнями, граф столкнулся еще и с проблемой финансирования. После значительных капиталовложений в недвижимость, надо было искать дополнительные источники доходов, или же главного спонсора. Частенько придворные слыхали, как Герберт ругался с племянницей Юлианной де Вермандуа, дочкой епископа Эду.

***

- Дядя, я вам говорю… спонсор, вот кто нам поможет!

- Какой спонсер? – отвечал Герберт, - что за зверь такой?

- Какой зверь?! Надо кардинально изменять фон инвестиционной привлекательности… Вон, в Льеже привлекли компанию LG Electronics. Правда, пришлось и на щите выбить название генерального спонсора, ну так не беда.

- И что, хорошо живут? – поинтересовался граф.

- Да как нельзя лучше – улыбнулась Юлиана. – А вот к слову, эмир Азербайджан хорошо приподнялся на издательском деле.

- В смысле, - Герберт вопросительно посмотрел на племянницу.

- Ну, натурально. Акунин его фамилия.

- Неужели тот самый? – изумился Герберт.

- А то! Он когда свои книжонки пишет, меняет только имя. А так его зовут Абд аль-Салам Акунин.

- Обо что Акунин? – добавил граф Вермандуа, и заразительно рассмеялся.

***

От всех нежданно нахлынувших хлопот граф захворал: и то ли его пучило, то ли просто простыл. Сюзерен Вермандуа, герцог Тибо тоже прихворал, стресс плавно перерос в идиотизм. Опять же не все ладилось в делах церковных. Святые отцы, откровенно говоря, задолбали. Каждый божий месяц у ворот замка Вермандуа показывалась группа священников, которая, развернув хоругви а-ля «Невский фронт», начинала скандировать «Искупи грех! Изыди Диавол! Причастился сам, причасти другого! Исповедь в каждый дом! Делайте взносы, господа!» По началу Герберт, дабы не вступать в глубокую конфронтацию с мятежным монашеством, ходил на исповедь, но только группа в характерных рясах не унималась, и пятого дня каждого месяца снова являлась под стенами Вермандуа. От этого граф совсем сдал, и, будучи уже не в состоянии управлять всеми владениями, решил отдать Вексен своему второму сыну Людовику. Находясь в постели, Герберт уже не особо следил за тем, что происходило в мире, несмотря на то, что бабушка Аделаида постоянно докладывала о том, что далеко еще не все спокойно на южной христианско-мавританской границе, и что, мол, балуют мавры и сарацины в Арагоне и Каталонии. В 1086 году от Р.Х. разразилась затяжная война между христианами и маврами аль-Андалуса. В тот же год под натиском неверных пало христианнейшее королевство Арагон, которое тут же стало жертвой дизентерии, что, собственно, показывало отношение местного населения на смену власти. Грубо говоря, электорату было наср…ь. На следующий год начался массовый падеж женщин при дворе. Необъяснимым образом они дохли как мухи: сначала представилась Юлиана, затем Юдифь, жена Карла де Клермона, потом канцлер Аделаида и Мария Врана, вторая жена Клермона, тут на фоне непрекращающихся поминок чего-то разболелся епископ Эду. Казна сошла на нет от всех этих блинов да поминальной водки. Так что, отмечая очередное трагическое событие, граф изрядно принял на грудь и, выбежав ранним морозным сентябрьским утром на улицу, сильно простудился и заработал пневмонию.

 

И тут началось такое!..

 

***

 

От Вермандуасского Информбюро. Вчера 22 января 1093 года от Р.Х. вероломно, без объявления войны на владения нашего сюзерена примуса – короля Франции Филиппа было совершено дерзкое нападение сарагосских мавров. Коалиция цивилизованных стран в составе Англии и Франции с ее вассалами, а именно: нашим достопочтимым графом Гербертом, а также герцогами Шампани, Бургундии и Лангедока заключили союз против неверных и объявили всеобщую мобилизацию.

 

Примерно такое сообщение было зачитано по местным весям графства глашатаем Герберта де Лёвитаном. Граф Вексенский Людовик, сын Герберта, незамедлительно явился со своей дружиной под знамена короля Филиппа. Герберт же посвятил некоторое время на улаживание местных дел, перед тем как отправиться на войну самому. Между тем боевые действия в Каталонии велись уже около полугода, причем без видимого успеха христиан. Войска Дении и Сарагосы громили войско каталонского герцога повсеместно, и уже казалось, что христиане обречены. Однако летом 1093 года бургундцы герцога Блуа осадили Хаку, операцией по захвату которой Филипп передал своему вассалу после того, как защитники крепости несколько раз наносили ему чувствительные уколы своими ночными вылазками. Параллельно с действиями французов в Арагоне в стране Басков высадились англичане, которые с ходу захватили Наварру и затем осадили Риоху. Оставив часть своих войск у стен Хаки, Блуа перебросил свою армию на помощь королю к Сарагосе. Тем временем граф Вермандуа с дружиной в 550 солдат прошелся огнем и мечом по Арагону, осаждая одну крепость за другой. Сил на взятие хотя бы одного города не было, да это было и невозможно, будучи окруженным такими высокопоставленными особами как король Англии или герцог Бургундии, которые так и норовили присвоить себе чужие победы.

 

К октябрю 1093 года от мавров удалось очистить всю Наварру и северо-запад Арагона. Тогда же англичанам сдалась Ллейда. Выжидая, чем закончится война Сарагосы с христианами, между собой рассорились Севилья и Валенсия. Война между этими тайфами окончательно похоронила надежду сарагоссцев на победу. В ноябре 1093 года пала Риоха, что позволило англичанам с ходу осадить Калатаюд. Между тем, завершив перегруппировку своих войск, к Хаке вновь подступил король Франции.

К декабрю 1093 года исход войны был уже практически решен,… но вдруг из дома Герберту пришли дурные вести, почила в бозе его вторая жена графиня Эдвия д’Авесн. Впав в ярость, Герберт вместе с Блуа осадили и взяли штурмом Сарагосу, в которой устроили кровавое избиение мусульман. После разгрома столицы эмирата шампанцы и Вермандуа отправились к Калатаюду, который до сих пор держался, несмотря на 8 тысячное английское войско у себя под стенами. Желто-синее знамя Вермандуа наводило на мавров панический ужас. Потому, когда объединенные войска герцога Блуа и графа Герберта подошли к Калатаюду, все было уже известно заранее. В марте 1094 года мавры явились к королю Англии и подписали петицию о сдаче города. В северо-восточной Испании у мавров оставалось всего лишь два города Хака и Альбарассин, Хаку осаждали французы, причем практически уже в течение года, у англичан не было выбора, потому в мае английские рыцари появились в предместьях Альбарассина. А уже спустя два месяца в ходе финального штурма города 10 июля 1094 года от своей запущенной пневмонии скончался сам достославный граф Герберт. Некоторые солдаты из свиты Блуа поговаривали, что видели, как Герберт, влезший на стену форта, схватил свое знамя и начал бегать туда-сюда, истерично визжа, что ему надоело, что все замки и земли Испании достаются всяким герцогам и королям, и что ему надоело быть графом, и что он хочет, наконец, стать герцогом. После чего он, по свидетельству очевидцев, случайно упал с крепостной стены.

 

Пав смертью храбрых, Герберт тут же прямо на месте боя был канонизирован находившемся при войске епископом Эду. Похоронив его, епископ Эду и маршал Пьер решили отправиться домой, так как сил у дружины уже не оставалось, люди были измучены, и уже появились некоторые признаки вероятного недовольства. Но до дома дядья Герберта смогли добраться только к сентябрю следующего года, на обратном пути дружина Вермандуа натолкнулась на один из разбитых отрядов мавров у Ллейды и была наголову разгромлена. Епископ чудом спасся ценой тяжелых ранений. Тем временем новый граф Вермандуа Людовик с тремя сотнями вексенцев находился в свите герцога Шампанского, который пытался пробиться на помощь к герцогу Каталонии. Однако из-за заградительных маврских отрядов на границе Каталонии это не удалось. К осени 1094 года Таррагона, Барселона и еще несколько мелких владений перешли под владычество эмира Ахмеда Абу Джафара. Более того, этот храбрый сарацин за месяц до этого, в августе со своим полутора тысячным войском вдребезги разнес объединенное англо-французское четырехтысячное войско под командованием короля Филиппа. После разгрома христиан эмир Сарагосы двинулся на Ллейду, где его уже поджидал король Англии Вильгельм II Похабный. (Такого количества бастардов, как у него в принципе быть не может, за время войны в Испании у него родилось еще три бастарда, так что пошли слухи, что он даже штанов не носит, чтобы не тратить лишнее время на их расстегивание. Даже сам Абу Джафар решил использовать этот факт в качестве инструмента пропаганды, так что бывало – выйдет он из мечети и давай пугать местных мавров тем, что сюда, мол, уже скачет во весь опор Вильгельм, и что он штаны специально не носит, чтобы надругаться на врагом прямо на поле боя. Мавры верили и за то ненавидели короля Англии, как никто другой)

 

***

 

Осень. Северо-восток Испании. Где-то в районе Ллейды. Полночь. Совещание.

 

- Господа, надо что-то делать, - заявил с порога король Вильгельм.

- Эммм…, - дружно ответили король Франции и остальная знать, собравшаяся в палатке.

- Не понял? – переспросил Вильгельм.

- Филипп хлопнул себя по лбу и, отвернувшись к Людовику де Вермандуа, шепнул – ну, почему мы обязаны изучать его хозяйство, господи?

Вильгельм и вправду стоял без штанов. Как позднее признавался в своих мемуарах его личный хроникер, штаны Вильгельм не носил исходя из нескольких причин: во-первых, он был шотландцем и по маме и по папе, во-вторых, в юбке он чувствовал себя не только свободнее, но также имел возможность любоваться своими стройными ногами (говорят, что он специально заставлял всю свою придворную знать носить килт, чтобы умиляться стройностью своих ног и смеяться над тем, какие все его придворные кривоногие) и, в-третьих, в юбке было удобнее заниматься неблагочестивыми делами…

- Мессир, - стряхнув с себя наваждение, обратился к Вильгельму герцог Блуа, - вам не кажется, что в вашем возрасте пора носить макси, ну или хотя бы до колена?...

- У меня и так до колена… - значительно улыбнулся король Англии. Блуа перекрестился и поспешил ретироваться за спинами герцогов Бургундии и Лангедока.

- Господа, оставим эти формальности, ваши эти французские объятия и дружеские поцелуйчики в щечку… и займемся делом.

Дворяне инстинктивно сделали шаг назад, но, убедившись, что у Вильгельма и впрямь есть желание заняться войной, а не чем-то противоестественным, подались вперед к столу с разложенной на нем картой.

- Мавров мы будем ждать тут, они пойдут сюда, а мы их вот тут по флангу, затем через центр, потом пойдет второй темп наступления, и, зажав их вот в этом районе, мы добьемся своего, - Вильгельм дико жестикулировал, смачно ругаясь и вводя по карте пальцем с той же неистовостью, с какой спустя 900 лет будут водить по своим планшетам тренеры баскетбольных команд, чертя стрелки атак и переходов в оборону.

- Всем понятно? – англичанин поднял глаза на собравшихся.

- Можно добавить, - спросил Людовик де Вермандуа.

- Валяйте, граф, - отвечал Вильгельм.

- Это все понятно, что Джафар попробует с ходу опрокинуть нас, но, может, мы на всякий случай попытаемся распылить его силы, направив небольшие отвлекающие группы к Таррагоне и в Испанскую Марку?

- Толково, граф, молодец, герцогом будешь, - Вильгельм одобрительно похлопал Людовика по плечу.

Ох, если бы знал тогда Людовик, что эти слова вскоре станут пророческими!

 

По итогам совещания было решено, что вассалы Каркассонна и Руссильона отправятся на север эмирата, а Людовик попытается разорить Таррагону. Так что в ноябре того же года Людовик со своим отважным пластунским эскадроном совершил налет на Таррагону. Абу Джафар пришел в ярость, узнав о выходке французов, и решил обыграть сложившуюся ситуацию на новый лад. Он развернул всю свою армию, и, оставив небольшой отряд прикрытия у Ллейды, направился к Таррагоне. Триста вермандуассцев встали на пути у десятикратно превосходящей мавританской армии эмира, как триста спартанцев царя Леонида. Итогом данной операции стало то, за что Людовика многие стали почитать как спасителя христианского мира и святого – потеряв до трети своей дружины, Людовик наголову разгромил плохо организованных мавров. Абу Джафар, понимая, что упускает оперативную инициативу из своих рук, бросил на Людовика еще большие силы, совместив опять же контратаку под Таррагоной с

наступлением под Ллейдой. Графиня Ллейды Бэкон была вынуждена отвести свои отряды в замок, тогда как Людовик вторично нанес поражение эмиру Сарагосы, чем вызвал всеобщее ликование в христианском мире. Сам папа Римский потребовал, чтобы его держали в курсе всех событий, и долго сожалел о том, что до сих пор не изобрели телевидение, и что еще не родилась Елена Масюк…

 

Дождавшись блуасцев, Людовик передал командование осадой герцогу Шампани, а сам, пребывая в радости по поводу своих ратных успехов, погрузился в беспробудное пьянство, которое было омрачено любопытным событием. В апреле 1095 года из Вексена пришли, казалось бы, добрые вести о том, что супруга графа родила ему сына Рено, да только вот незадача – Людовика не было дома уже больше года! Кто постарался – оставалось только догадываться… Возникли смутные подозрения. Весной же 1095 года шампанцы заняли Таррагону и осадили Барселону, последний оплот эмира. И вот тут случилось еще одно любопытное событие… Ночью Людовик проснулся в своих покоях в Таррагоне, и руководимый какой-то неведомой волей собрал своих воинов и отправился галопом в Барселону. Как оказалось, это проявил себя древний наследственный трейтс Вермандуа, о коем было уже не раз сказано.

 

Тем временем у стен Барселоны находилась десятитысячная армия англичан и шампанцев, сам герцог Шампани решил отлучиться, чтобы навести порядок у себя во французских владениях. Осада длилась уже месяц, и вот когда мавры были уже готовы сдаться, из ближайшего перелеска возникла группа всадников в желто-синих доспехах, которая направилась прямиком к воротам Барселоны. Подъемный мост опустился, распахнулись ворота, и англичане уже, было, начали заходить в город, как этот самый отряд опередил их и, залетев внутрь города, закрыл за собой ворота и снова поднял мост. Тут же на стенах и башнях Барселоны появились желто-синие флаги, а на воротах появилась многозначительная табличка: «Местов нет».

 

 

 

 

---Конец Первой главы---

[MRAKoris]

DESERT WAARRIORS / ЛЬВЫ ПУСТЫНЬ

 

 

Глава 2 «Поход на Восток, или каждому оралу по мечу в зубы…»

 

 

 

Людовик I Храбрый (1068-1131), 8 граф Вермандуа (1094-1101), герцог Каталонии (1101-1122), 1 герцог Палестинский (1110-1131), 1 король Аравийский (1122-1131) – второй сын Герберта IV

 

 

Вместо Предисловия:

 

Где ни плюнь, куды ни ткни, –

От министров до родни –

Все сплошные вольнодумцы,

Все вредители одни!...

 

Вместо Предисловия №2:

 

Ты чаво опять смурной?

Что причиной, кто виной?

Аль гишпанец гоношится,

Аль хранцуз пошел войной?

 

Получив в удел от папочки Вексен, Людовик, второй сын Герберта Святого, пребывал в радужных ожиданиях многочисленных походов против врагов короля и его сюзерена герцога Шампанского, однако при этом он ни на секунду не забывал о судьбе своего старшего брата Эду, графа Амьенского. Так что вдоль границы с вышеозначенным графством по приказу Людовика, или как его нежно прозывала его жена Паола де Комменж, Лёлика была возведена линия Вермандуа. (Несмотря на свою доверчивость, граничащую порой с наивностью вплоть до глубокого идиотизма, Лёлик еще при жизни папы планировал ускорить процесс передачи наследства, но ни одна из попыток не увенчалась успехом.) Эта линия представляла собой насыпной вал с колючей проволокой, вышками и охраной с собаками. Еще Людовик хотел, было, подвести к колючке электрический ток, да вот незадача – его еще никто не открыл. Из-за этого граф Вексена очень сильно печалился и сетовал, что, мол, «плохо еще работают хранцузские ученые», и потому распорядился увеличить финансирование фундаментальной науки. И вот тут вовремя подоспела так называемая Сарагосская война. По ходу войны ученые Вексена изобрели и поставили на службу родному отечеству столько всяких полезных штук, по-французски называемых тулзами, что Людовик смекнул, что война есть зер гут, как выражался герцог Лотарингии. Данное подозрение он пронес через всю жизнь и не прогадал. Однако до начала самой войны в 1089 году от Р.Х. у Людовика умерла жена Паола, подарившая ему старшего сына, также названного Людовиком. (Пророчество Анны Ярославны постепенно приобретало свои формы.) Пришлось срочно искать новую жену. Как известно, найти жену для семьи Вермандуа – занятие, практически плавно перетекающее в мазохизм, потому как с такой частотой менять жен было заведено только в данной фамилии, но все же Людовик умудрился сосватать себе Алису де Бомонт, дочь графа Верле, которая оказалась на поверку мстительной дурой и допекла самого графа до такой степени, что после 20 лет совместной жизни он немножко ее того…. Ну, в общем, получилось не слишком эстетично.

 

В 1090 и сразу же на следующий год у Людовика родились два сына, похожие друг на друга как две капли воды, их было решено назвать Симон и Антуан. Пацаны получились на славу. Симон играл все время в сутане священника во дворе, ритуально сжигая домашних кошек и собак согласно канонам инквизиции, а Антуан все время проводил с азербайджанцами на рынке, продавая местным жителям урюк и алычу. Граф Вексена не мог не нарадоваться, глядя на своих ребятишек. А тут, как уже было сказано, война….

 

…

 

Захватив удалым маневром Барселону, граф Вермандуа осмотрелся на карте и пришел в полный восторг от нового города и местоположения всей провинции. Чего можно было еще желать? Однако пока суд да дело, эмир Сарагосы все еще не унимался. С января по начало весны 1095 года от Р.Х. он с упорством достойным лучшего применения пытался выбить английский гарнизон Ллейды графини Бэкон, одной из придворных короля Вильгельма, которая уже ознакомилась с одной из причин ношения килта королем. И в январе и в марте мавры были с трудом, но все же выбиты из провинции, а на обратном пути им нанесли поражение еще и под Таррагоной, которую контролировали на тот момент шампанцы герцога Блуа. В июле 1095 года в Барселону прибыл гонец из Вермандуа со срочным донесением… - опять повеял тревожный северный ветер, это в Вексене разразилась эпидемия дизентерии. Что делать, граф решительно не знал, потому ответствовал по-военному сухо и строго: «Выдать всем угля активированного, зверобоя с чередой и заполировать все это дело мезим-форте». Герберт всегда так говорил своему придворному лекарю, и слова эти особенно запомнились Людовику. Тем временем старший сынуля Людовика – также Людовик окончательно спятил у себя в Амьене… (Чу! То ли Амьен дурное место, то ли еще что… - стал, было, подумывать граф Вермандуа, - надо срочно попа подрядить, чтобы освятил тамошние места, а то так никаких сыновей на эту прорву не напасешься, а жены у нас не резиновые, умирают порой, а новых хрен сыщешь.)

 

В феврале следующего года у Людовика родился еще один сын, которого назвали Сентулем. Почему так назвали, никто точно не помнит, но некоторые очевидцы говорят, что имя произошло от возгласа Людовика, когда ему доложили, что у него в его отсутствие в Вермандуа жена родила еще одного сына. Он примерно так и сказал: «Сын? Вот ведь …уй!» Часть фразы позабылась, а ее суть осталась. Таким образом, будущий тайный советник и основатель одной из самых могущественных ветвей Вермандуа и получил свое имя.

 

Весной 1097 года в Амьен таки прибыл поп с большой делегацией парапсихологов для изгнания бисов из Амьена. Жители Амьена отреагировали на этот факт погромом и открытым бунтом против графа. Среди городского люда были слышны крики о том, что, мол, граф-то ненастоящий. В апреле того же года в Барселону, куда перенес свою столицу Людовик, для обсуждения данного события прибыли все должностные лица графства.

 

Основные действующие лица:

 

Людовик – граф де Вермандуа и прочая, прочая, прочая

Людовик Младший – старший сын графа де Вермандуа, невменяемый молодой человек, о котором придворный менестрель сложил примерно такие вирши:

Ужасная болезнь постигла принца!..

Он не стрижет ногтей. Не хочет бриться.

Он бьет учителей. Хамит врачам.

И громко сквернословит по ночам.

Он головой колотится о стену,

Клянет отца, правительство, систему

И всякое проклятие свое –

О, ужас! – начинает с буквы «ё»!..

 

Адель де Руси – управляющий с великолепными задатками финансиста (ей-богу +15 – это отличная штука после войны)

Изабелла де Бофорт – тайный советник с великолепными… ммм…. формами

Адемар де Вермандуа – маршал графства, сын бывшего маршала Пьера, форменный рубака

Симон и Антуан – еще два сына графа Людовика

 

Вечер. Тронная зала Барселонского дворца. Горят свечи. В зале довольно светло. Возле большого стола овальной формы стоят все приглашенные. На столе карта владений де Вермандуа и несколько кубков с вином. Под столом играют Симон и Антуан.

 

Людовик: Господа, я вас собрал здесь и вот по какому делу…

Людовик Младший: А? Кто здесь?

 

Людовик Младший испуганно озирается по сторонам, пытаясь узнать, откуда раздается голос. Его отец стоит строго напротив него.

 

Людовик: Прошу не обращать на него внимания…

Все (хором): Уже привыкли.

Людовик Младший: А?.... Выходите, я вас вижу…

 

В то же время под столом.

 

Антуан: Симон, продам кошку, всего три золотых.

Симон: А она еретичка или верующая христианка?

Антуан: Эээ.. а я знаю?

Симон: Беру, а еще есть?

Антуан: Надо будет – еще достанем, дарагой.

 

Симон отдает деньги Антуану, забирает у него кошку и достает откуда-то из-за спины небольшую корзинку. Кошка испуганно озирается по сторонам и жалобно мяукает.

 

Симон (кошке): Покайся, языческая тварь… Покайся, пока есть время.

 

Открыв корзинку, Симон достает оттуда несколько пластиковых упаковок. Раскрывает их и достает новенький красный колпак палача, перчатки, небольшой топорик, вязанку хвороста и миниатюрную дыбу. Кошка истерично визжит.

 

Симон (кошке): Да не бойся ты! Все ж стерильное, одноразовое…

 

В то же время над столом.

 

Людовик: Господа, как вы, должно быть, заметили, сегодня с нами нет епископа Эду и многоуважаемого Пьера де Вермандуа. На то были свои причины. Его преосвященство у нас болеет… (так оно и было, Эду умудрился получить тяжкие ранения в одной из битв, затем умудрился повторно простудиться, подцепить глистов и немного впасть в безумие, что называется полный комплект порядочного монарха )

Адемар де Вермандуа: А мой папА опять женится…

Людовик Младший (надрывно): Жениться, жениться, телки – это круто!

Адель де Руси: Милорд, мы собрались здесь по поводу Амьенского мятежа, я так понимаю?

Людовик: Именно! Сейчас тайный советник нам расскажет, что там происходит. Миледи?

Изабелла де Бофорт: Милогд, дамы и господа, ситуасия ахи слосная (Изабелла не выговаривала значительное количество букв)… Мятесники захватили замок, посьту, мосты, лесопилку и селый гяд дгугих васных зданий и поместий. Нами были пгедпгиняты некотогые мегы для пгедотвгащения дальнейшей эскаласии конфликта, однако мятесникам удалось отбить фогт и газгомить наши основные силы в пговинсии. На ганисе с Амьенским гафством мы, вместе с магшалом Адемагом, собгали знасительные силы для подавления восстания. Однако встал вопгос, кто их возглавит? Магшал Адемаг сейчас занят вместе с вами в Каталонии, милогд. А я женщина, я вообще воевать не умею.

Людовик Младший (выглядывая из-под юбки Изабеллы де Бофорт): Знай свое место, женщина, когда джигиты разговаривают!

Адемар де Вермандуа: Милорд, а может?....

 

Адемар глазами показал на старшего сына графа.

 

Людовик: Думаешь?

Изабелла де Бофорт: Ну, в конце концов, будет не так топорно, как при святом Герберте Эдуевиче.

Людовик: Хм… надо обмозговать, идея перспективная.

 

Все кивают головами, тогда как Людовик Младший залез на стол с ногами и занялся раскрашивать карту разноцветными чернилами.

 

Итак, все было решено: в апреле 1097 года на Амьен двинулись две дружины графа Вермандуа, одну возглавил Пьер де Вермандуа, другую возглавил Матфей де Вермандуа. Однако перед этим в Амьен снова срочно отписали Людовика Младшего, которому Амьен был пожалован в удел. Людовик по-детски радовался и всю дорогу кричал, что уж теперь-то он заживет. В течение месяца графские войска гонялись по всей Амьенской провинции за повстанцами, те искусно прятались, предварительно пачкая стены местного графского замка весьма пошлыми упоминаниями о дедушке Людовика. Наконец, в мае бунт был подавлен, точнее сказать войска продолжали носиться сломя голову за мятежниками, в то время как местные жители наблюдали за всей этой свистопляской, делая ставки на то, куда отправится тот или иной отряд. Между делом пока жители увлеченно следили за развлечениями местного армейского руководства, Людовика Младшего под шумок придушили в замке Амьена. В церквях священники сослались на то, что во всем виноват демон тьмы, которого в народе называли Ле Руж В принципе за все, что ни случалось в графстве, несли всегда ответственность два персонажа: если случалось что-то хорошее, то это было благодаря нашему мудрому руководству и лично графу Людовику, ну а если потоп какой, или чума с диареей, то в этом был виноват либо герцог Шампанский, либо Ле Руж.

 

Таким образом, была решена дилемма о престолонаследовании, следующим за Людовиком Младшим был Симон де Вермандуа, тот самый маленький мальчонка с блестящими задатками будущего инквизитора. Симон подавал большие надежды. Но вот ближе к 1100 году дом Вермандуа все глубже погружался в пучину смут и волнений. В 1099 году от Р.Х. начался очередной мор, на этот раз среди приблудных старцев. Сначала в марте представилась бабушка Эгли, в следующем месяце на охоте скончался Рейнальд де Клермон, а вслед за ними отошел в мир иной и Матфей де Вермандуа, которому так и не дали епископства, хотя он так его просил. Епископ Эду уперся и сказал, что, мол, хрен этому лишенцу, а не епископскую мантию, и тут же ему стало еще хуже. Из хороших новостей было то, что бывший маршал Пьер умудрился жениться, хотя ему стукнуло уже семьдесят лет. На этот раз его избранницей стала шестидесятисемилетняя дама Эрмесинда де Сабле. В общем как бы и шло все как всегда, епископ Эду натурально в третий раз подряд заработал пневмонию, что вызвало гомерический хохот среди членов фамилии Вермандуа, которые порешили на одном из семейных ужинов заключить пари, сколько еще раз Эду умудрится схлопотать эту болезнь.

 

Тем временем как-то незаметно наступил 1100 год от Р.Х. После того как во владениях графини Ллейдской прошла черная оспа, покосившая тамошний люд, граф Вермандуа замысли презлое. Прогуливаясь как-то с маршалом Адемаром вдоль границы с землями графини Бэкон, Людовик заметил, что пограничные форты теперь были украшены только цветами графини, тогда как флаги короля Англии удивительным образом исчезли с флагштоков. «Адемар, - обратился к маршалу Людовик, - ты знаешь, чем это пахнет?» Адемар так и не нашелся, что ответить графу. А Людовик де Вермандуа точно подметил, что графиня Бэкон отложилась от своего бывшего сюзерена. Изучив карты Эль-Андалуса, Людовик выяснил, что если он сможет укрепить свои позиции на полуострове, заполучив хотя бы еще одну провинцию, то сможет вполне реализовать мечту Герберта Эдуевича – стать герцогом. Эту затею и решено было воплотить в жизнь. Летом того же года с новой силой разразилась война между эмиром Бадахоса и Кордовским эмиратом, сюзереном всех местных тайф. Эту шумиху было решено использовать в качестве прикрытия для плана «Блау». Проявив недюжинный героизм, Адемар и Людовик ударили двумя дружинами по владениям графини, мгновенно разметали ее жиденькие дозоры и охранные форты и ворвались в святая святых – замок Ллейда. У графини не было сил более сопротивляться, однако незадолго до этого она с помощью своих союзников в английской Нормандии инспирировала второй Амьенский мятеж. За такой подлый ход папа Римский отлучил ее от церкви и благословил графа Вермандуа на войну с еретичкой и распутницей. Людовик, как послушный христианин, подчинился воли понтифика и телеграфировал епископу Эду, чтобы папе отстегнули на новый иконостас. Хорошо, что между Римом и Вермандуа была установлена прямая связь, то ли мобильная, то ли телепатическая. В январе 1101 года папа Римский объявил крестовый поход против отлученных баронов Пиренеев и мавров Эль-Андалуса. К марту к Ллейде подошли вспомогательные войска герцога Шампанского, которые и помогли захватить замок. По всей Франции христиане как один вызывались идти на войну с неверными, собрался в поход и король Франции Филипп, который походя огнем и мечом покарал бунтовщиков в Амьене.

 

Захватив Ллейду, первым делом Людовик и Адемар поспешили провести опись каталонских регалии, которые хранились у графини Бэкон. Одной из главных было кольцо герцога Каталонии.

 

---------------------------------------

 

Людовик: Хммм… тяжелое колечко-то…

Адемар (скребя пальцем по металлическому боку кольца): Его нельзя повредить.

Людовик: Посмотри (протягивает кольцо Адемару), оно такое холодное и вроде даже стало тяжелее, чем было. И вообще, Адемар, у тебя зрение получше будет, ты погляди, что там написано.

 

Вначале ничего не было видно, но потом на гладкой прежде поверхности внутренней стороны кольца стали появляться видимые письмена, начертанные тончайшими штрихами. Знаки словно проступали огнем.

 

Адемар: 4F6E65204F5320746F2072756C65207468656D20616C6C2C204F6E6. Слушай, ерунда какая-то, не могу прочесть.

Людовик: Не можешь? А я могу. Это древний язык Hex. Не надо ему здесь звучать.

Адемар: А про что там написано хоть?

Людовик (пожимая плечами): Ну, как положено, владелец этого кольца является эксклюзивным авторизованным и зарегистрированным герцогом Каталонии.

Адемар: Ааааа! (протянул маршал) Так бы сразу и сказал.

-------------------------------

 

 

 

События, однако же, развивались по нарастающей. В июле 1101 года северофранцузские крестоносцы во главе с герцогом Людовиком де Вермандуа сумела одолеть кордовские войска и так уже порядком истощенные в войне с Бадахосом. Кордовская гегемония на полуострове была значительно нарушена. Теперь на Пиренеях установился по меткому замечанию Вермандуа многополярный мир: на Западе господствовал эмират Бадахос, на Востоке Валенсия, на юге и в центре Кордова, на севере Леон и Кастилия сумели хорошо поживиться за счет и Бадахоса и Кордовы. Противостояние этих христианских государств достигло пика. Все государи Западного мира задавались вопросом, кто из них попытается оспорить первенство в Реконкисте. Тем не менее, директива папы Римского однозначно говорила о том, что ежели кто посмеет развязать против другого войну, тот будет немедленно отлучен от церкви вместе со всеми своими наследниками. Людовик очутился практически один на один с сильными противниками. Защиты можно было искать только у короля Франции, но Филипп все еще помнил, что Вермандуа сотворили с его мамой, да к тому же его вассалы на юге и востоке все чаще баловали, так что помощи было практически неоткуда взять. А тут еще короли Леона и Кастилии удумали устроить стратегические игры! Спасало только одно – герцогство было расположено за плотным массивом английских баронств. Но это не остановило воинственных королей, что привело в итоге к тому, что понтифик отлучил от церкви весь род графов Эль-Бьерсо и всю династию Астурийцев, которые все-таки развязали войну против своих же братьев по вере.

 

Следующий год был омрачен целым рядом неприятных происшествий. Во-первых, двор стал ударными темпами пустеть, дошло даже до такого, что порой не было мужиков, чтобы армию возглавить. Адемар и Людовик все чаще стали заглядывать в питейные заведения… А что делать? Младший брат Людовика де Вермандуа Карл получил в удел епископские земли во Флоренции, и, прихватив с собой всю свою семью, в том числе своих трех сыновей, отправился на отдых в Италию. Тут откуда ни возьмись и в бывшем маршале Пьере проснулось недюжинное благочестие и христианское рвение, он забрал свою очередную старушенцию и уехал в Австрию, где стал епископом Оснабрюка. Тут еще как назло из своего пневмонического забытья выполз епископ Эду, который тут же заявил герцогу, что, мол, а не дурно ли было бы ему жениться? Герцог отписал епископу Флорентийскому Карлу на предмет какой-нибудь похотливой и развратной бабульки. Спустя несколько месяцев семидесятилетний Эду венчался с Эрменгардой Аостой законным браком, а между тем у Людовика родился еще один сын – Эдуар. «Вот мне подспорье будет», - мечтательно думал герцог. 1104 год стал переломным. Уходила старая гвардия и на сцену вышли новые действующие лица. Зимой почил в бозе епископ Оснабрюкский Пьер, а по осени скончался и Эду де Вермандуа, но не от старости, а… как тут вот верно мне подсказывают товарищи! – от очередной пневмонии! Епископом решено было назначить какого-то проходимца Карла Несля, который, однако, уже через три месяца решил сменить место работы и скрылся в направлении Франции, где вскоре объявился в качестве епископа Авранша. Мужиков тянуло из владений Вермандуа в епископы – это настораживало!

 

Чтобы хоть как-то отвлечь своих подданных от этих мыслей, герцог вступил в переговоры с королем Франции, папой Римским, и рядом мелких и больших вассалов французской короны о проведении крестового похода, используя своего верного тайного советника Изабеллу де Бофорт, напутствуя ее:

 

Чтоб худого про меня

Не болтал народ зазря,

Действуй строго по закону,

То бишь действуй… втихаря.

 

 

Большая часть владетелей прибыла в Барселону весной 1105 года. Филипп Французский призвал под свои знамена графов Фуа, Каркассонна, Осера, Руэрга, герцога Пуату, герцога Тулузского и герцога Бургундии. Силы были довольно внушительны.

 

------------------------------

 

Король Франции твердым шагом вошел в кабинет герцога Каталонского.

 

- Месир, - обратился к нему Людовик де Вермандуа, - вот тут шевалье на местах очень верно подметили, что вследствие текущего конфликта между империалистическим Леоном и христианнейшей Кастилией нам совсем житья не стало от мавритан…

Филипп повел бровью, будто бы призадумавшись, а затем развернулся на каблуках в сторону собравшейся в кабинете знати и бросил свои перчатки на герцогский стол.

- Камрады, а ведь и вправду, мердовая у нас ситуация в этом районе… Кто хочет за короля, веру и отечество порадеть? – зычным голосом рявкнул самодержец.

- Огласите вввесь…. список, пажалста…, - промямлила местная достопримечательность, граф Фуа, знаменитый своей склонностью к питию и женщинам.

- Я об чем, - ответил король, - у нас есть несколько вариантов для развития событий. Или мы все дружно пойдем и отвоюем святую для каждого француза Алжирскую и Тунисскую земли, или же пойдем на войну с андалусскими маврами.

- А может и туда и туда? А то мне не часто случалось быть в Испании…, - заметил герцог Пуату.

- Да нет, если что тебе часто и случалось, так это быть не в Испании, - усмехнулся в ответ герцог Тулузы.

- То есть все-таки мы сначала пойдем в Северную Африку, а потом на обратном пути заглянем в Испанию? Так, сударь? – вмешался в разговор граф Руэрга. Тем временем король, очевидно, утомившись перспективой длительного разговора, присел в герцогское кресло и закрыл глаза. Так он и сидел в течение некоторого времени.

- … и тогда нас король точно не забудет! – продолжал граф Руэрга.

- Прикольно. А что это, по-вашему, значит, что не забудет? – поинтересовался граф Каркассонна.

- Что он не забывает своих друзей и верных подданных, - справедливо заметил Людовик де Вермандуа.

- Примерно сколько? – не унимался Каркассоннец.

- Трудно сказать, - ответствовал де Вермандуа, - одни монархи страдают потерей памяти, другие, думаю, напротив, и память у них… ээээ…., - призадумался герцог.

- Что эээ? – очнулся из вечно похмельного состояния граф Фуа.

- … слоновья, - выпалил Людовик.

- О, да! Олифанты, олифанты! – подключился к разговору граф де Тренкавель.

- Меня не интересует размер, меня интересует – сколько? – настаивал граф Каркассонна.

- Ну, памятливый – он очень памятливый король, - подметил герцог Бургундии, - Можно сказать, царственный должник…

 

На том и порешили.

 

-------------------------------------------

 

Летом 1105 года объединенные войска Франции начали высадку на побережье Северной Африки. Граф Фуа со своей дружиной сходу атаковал эмират Эр-Риф, граф Каркассонна с двухтысячным войском высадился вместе с герцогом Пуату в Тунисе. Сам король Франции направил свой удар в направлении Атласских гор. Тунис и Зиридов поддержали их союзники – эмираты Мурсия и Валенсия, однако Валенсия была также втянута в затянувшуюся войну Леона и Кастилии на стороне Леона и графов Эль-Бьерсо, так что они могли только походя уделять внимание второй войне. Тунисцы попытались, было, отвлечь внимание крестоносцев и ударили им во фланг: во-первых, сарацины сумели захватить Монпелье и поставить под угрозу поставку свежих сил уже высадившимся войскам Христовым, а во-вторых, один из тунисских эмиров осмелился подступить к Барселоне. Обе дружины Вермандуа уже переправились в Африку и вернуть их обратно уже не представлялось возможным, оставалось лишь с горечью наблюдать за тем, как мавры разоряют родные места. Но тут на выручку пришел герцог Тулузы. 900 солдат под Тулузским флагом сбросили мавров обратно в море и поспешили вернуться на юг Франции, куда тунисцы перебросили уже две тысячи воинов. Пока то да се, Зириды сумели поссориться практически со всеми андалусскими эмиратами и втянуть в эту ссору своих же союзников в Испании. Войска кордовского, севильского и альмерийского эмиров атаковали земли Валенсии и Мурсии. Весной 1106 года под ударами каталонцев пали Овьедо и Сантильяно, пару месяцев спустя – Компостела. В мае того же года в Африке высадились войска Бургундии, Осера и Руэрга. Осенью оборона тунисцев была опрокинута герцогом Пуату, и христиане вплотную приблизились к столице сарацин. Однако с наскока захватить ее не удалось и пришлось зимовать. Наступившими холодами решили воспользоваться мурсийцы, которые, проведя отвлекающее наступление на каталонские позиции в районе Компостелы, высадили в Испанской Марке свой десант. Мавры быстро продвигались к Барселоне, захватывая по пути небольшие замки и форты христиан, но в районе Урхеля они попали в западню, подготовленную маршалом Адемаром. В этом сражении мусульмане были наголову разбиты и вынуждены бежать. По весне объединенные армии Пуату и Бургундии окончательно разбили войска Зиридов и тунисцев, а король Филипп довершил эту войну блестящими осадами Эль-Рифа и Атласа, которые пали под ударами его огромной армии. Но с падением Туниса война не закончилась, Мурсия и Валенсия, пусть и обессиленные, все равно продолжали бороться.

 

Дома же у Людовика все шло своим чередом: летом 1107 года он благоразумно женил Симона на управляющей Адели де Руси. А осень встал вопрос – а что делать со всеми новыми владениями Вермандуа? Людовик, недолго думая, рассудил так. Сам он решил остаться в Северной Испании, северофранцузские провинции раздать сыновьям и близким родственникам, а прочие испанские земли раздать своим вассалам. В октябре Антуан де Вермандуа был провозглашен 9-м графом Вермандуа, а некоторое время спустя он нашел себе и жену, да какую! – дочку из семейства Люксембургов. В феврале следующего года Симон, так и не дождавшийся подарков от отца, решил, что баста, надоело, блин! И отправился в Авранш сменить на посту епископа Карла Несля. Так и жили: Симон в Авранше, Адель де Руси в Барселоне, неудивительно, что у них так и не было детей. Весной, чтобы наградить маршала за блестящую оборону Барселоны от мурсийцев, а также за разгром Мурсийского эмирата, герцог Каталонии пожаловал его сыну Жоффруа в удел Вексен. Тем временем сам Людовик пребывал под стенами Валенсии, осада которой длилась уже около года. Эмир понимал, что война проиграна, и никто не вступится за него, потому, скрепив сердце, он приказал своим воинам сложить оружие. Валенсия пала. По договору Людовика де Вермандуа и эмира Валенсии тайфа теряла часть своих земель, которые уступались Каталонии, а сам эмират должен был быть разделен. Эмиру Валенсии досталась лишь небольшая Галисийская тайфа.

 

В марте 1109 года от Р.Х.

 

Каталонская армия возвратилась в Барселону. В честь победы в кровопролитной и такой трудной войне был устроен пир, куда пригласили всех родственников герцога и всех его новоиспеченных вассалов. Там же на празднике герцог де Вермандуа и решил определить, что называется стратегию развития герцогства. Проснувшись теплым мартовским утром в своей опочивальне, потрапезничав и прогулявшись по местному парку, Людовик влетел в залу для совещаний словно ураган.

– Дамы и господа, рассаживайтесь, - властно сказал герцог. Все послушно уселись за столами, расставленными непонятной латинской буквой. – Итак, у нас с вами на повестке дня дележ земель, дальнейшее развитие герцогства и разное. По зале прошел одобрительный гул.

- Ну, что? Начнем полегоньку, - подмигнул всем присутствующим Людовик. – Как вы уже знаете, мой сын Антуан уже получил в удел графство Вермандуа, Жоффруа I, сын нашего достославного маршала Адемара получил Вексен, а мой сынку Жоффруа II – Амьен, тьфу-тьфу! Это уже решено, - герцог глотнул вина из большого золоченного кубка, поправил манишку и продолжил, - Но у нас осталось еще полным-полно земли в Испании, которую надо бы нарезать между вами, а то я один не фига не управляюсь со всем хозяйством… Трейтсов много, а скиллы не позволяют, - задумчиво произнес де Вермандуа.

- Загадками говорит, - шепнул Людовик Куси сидевшей рядом бабушке Эрменгарде Аосте.

- Кто? – переспросила она.

- Как кто, - удивился Куси, - герцог конечно!

- Какой еще герцог, - прошамкала бабуля.

- Родственник ваш, - буркнул рассерженный барон.

- Ааааа, родственник! Эй, родственник, - повысила голос Эрменгарда в сторону герцога, - ты мне чего-то был должен, не помню, правда чего именно, - промычала старушенция.

- … так и первая номинация у нас восточные испанские графства… Мы тут с месиром Адемаром подумали, и я пришел к выводу, что Сантильяну мы отдадим Адемару…., - протянул герцог.

Адемар де Вермандуа от неожиданности даже привстал с места, руки у него затряслись, а сам он прямо на глазах покрылся испариной в предвкушении получения графского титула.

- …Адемару…, - продолжал тянуть герцог, улыбаясь во весь рот.

- Ну!... – замер маршал.

- …Адемару…, - герцог определенно издевался.

- Ну! – маршал стал хвататься за сердце.

- Адемару де Дрё!

В зале раздался грохот, слева от Людовика де Вермандуа от неожиданности в обморок упал шевалье де Дрё, а справа от сердечного приступа упал маршал де Вермандуа.

- Продолжаем, - оживился герцог Каталонии, - Овьедо, безусловно, достанется отважному шевалье де Куси.

Людовик Куси от радости подскочил на месте, - Уррраааааааа! – пронеслось по замку.

- …Компостела же отойдет вдове нашего безвременно ушедшего епископа Эду, бабушке Эрменгарде.

Куси толкнул локтем старушку в бок и шепнул: И тебе досталось, красотка!

- Ах, ты гад! – рявкнула мнительная дама, и с разворота залепила графу Овьедо пощечину слева, затем немного присела и хуком снизу отправила Куси в нокдаун.

- Видите, - обратился герцог к присутствующим, - бабушка Эрменгарда в прекрасной форме и будет надежно хранить наши рубежи!

В итоге Мурсия досталась брату управляющего Каталонии Андре де Руси, Вальядолид – Бланке Сормельи (кто это такая, Людовик де Вермандуа не имел понятия, но при дворе больше уже никого не было, потому было решено, что на безрыбье и Бланка Сормелья…), а Альмансу Людовик отдал своей старшей дочери Мюриэле.

 

Спустя месяц Адемар таки оправился от того «подарочка», который ему приготовил его незабвенный герцог, оправился да не забыл. Затаил он обиду глубоко в сердце и решил, что называется сотворить какую-нибудь загогулину, и желательно с кровищей. Решение тут же было найдено – крестовый поход в Святую Землю! Как раз новый папа Римский пожаловался европейским государям, что, мол, мусюльмане и арапы совсем заедают греков-христиан, император которых Михаил VIII Дука не успевал отбиваться от сельджуков и арабов, ломившихся в империю со всех сторон. Так и слышалась по всей Византии крылатая фраза… «Понаехали, мля…» Но Адемар задался целью извести Людовика, а потому надо было рассчитать все до малейших деталей. План был прост и вместе с тем гениален: Адемар убедил Людовика, что, мол, титулы герцога Мурсии, Испанской Марки и Каталонии, которые носил Людовик – это, безусловно, вызывает уважение, но вот если он примет на себя титул хотя бы герцога Палестинского, то все европейские монархи будут просто локти кусать, а то… стать владыкой Святой Земли… кто об этом не мечтал? Подрядив на этот поход порядка пяти тысяч войск, Людовик и Адемар вместе графом Амьенским Жоффруа отправились на поиски этой загадочной Святой Земли.

 

 

Январь 1110 года. Палестина. На морском берегу где-то в районе Яффы. Ближе к вечеру, но солнце все еще светит.

 

Людовик (озираясь по сторонам): Так ветер южный…. Значит мы….

Адемар (потягиваясь и мурлыкая под нос какую-то песню): Давай пойдем с тобой туда, где нет ни снега, ни дождя, где мы останемся вдвоем, где будем только ты и я, давай пойдем туда, давай пойдем сюда, давай пойдем вдвоем, давай пойдем сюда, давай пойдем туда, пойдем со мной, камон!...

Жоффруа (глупо улыбаясь): И погода хорошая.

Людовик: А если не южный, то плохая?

Адемар (отвлекшись от пения): Дитя природы.

Жоффруа (послюнив и подняв вверх палец): И сейчас тоже южный?

Людовик: Не похоже.

Адемар: А по мне так и на северный похож.

Людовик: Подожди, мы прибыли, грубо говоря, с юга. Если верить нашей, грубо говоря, карте.

Жоффруа (по-щенячьи радостно): Верно, мы южнее высадились. Но вот с какой стороны? (неуверенно озираясь по сторонам) Грубо говоря.

Людовик: Утром солнце бывает на востоке. Это, я думаю, можно принять за факт, так?

Адемар: А что… сейчас уже утро?

Людовик: Если это так и солнце находится там (Людовик указал направо), то тут (показывает перед собой) был бы север. С другой стороны, если сейчас не утро и солнце село там (слева), то тут (неуверенно) был бы… тоже север.

 

Пауза. Адемар и Жоффруа озадаченно смотрят на герцога.

 

Людовик (ободряясь): С другой стороны, если мы пришли оттуда (показывает впереди себя) и сейчас утро, солнце вставало бы там (слева), и если оно действительно село там и еще утро, то тогда мы должны были прийти оттуда (махнул рукой за спину), и если тут (слева) юг, а солнце село там (указывает впереди себя), тогда сейчас полдень. Между тем, если мои выводы ошибочны…

Адемар: Почему бы тебе просто не сходить и посмотреть?

Людовик: Месир, это все, что ты можешь предложить? Да, ты, видно, не понимаешь, в какой мы ситуации.

Жоффруа (многозначительно): Мдя…. Тут на компас надеяться не приходится. И вообще тут, на востоке, ничего не знаешь наверняка – всегда так темно…

Людовик: А мы на востоке?

 

Закончив препирательства, Вермандуа отправились вглубь новых земель. Все ополчения арабов разбивались в пух и прах, однако и само каталонско-французское войско несло потери, причем и среди воинов и среди командиров. В феврале Людовик был вынужден отправить в Амьен графа Жоффруа, жестоко израненного в боях за Аскалон, а в июне в Барселону возвратился маршал Адемар, которого искалечили в сражении под стенами Иерусалима. Вся война за Святую Землю плавно перешла в фарс… Египетский султан разделил свои войска на две части, и пока южная армия пыталась выбить армию Людовика из-под Иерусалима, северная гонялась по всему Ближнему востоку за принцем Рено, сыном герцога, который встал во главе второй армии после того, как Адемар вернулся в Каталонию. А дальше больше! К концу лета 1110 года Людовик умудрился обхитрить египтян, и, выслав маневренный отряд принца Сентуля в сторону Аравии, таким образом, отвлекая мусульман от Священного города, Людовик сумел занять город и тут же отбил депешу в Рим: «Город наш тчк Радуемся тчк Наших косит шиза тчк Много египтян тчк Пришлите войск тчк»

 

Войск никто не прислал и тогда Людовик, запертый в Иерусалиме, отправил примерно такое же сообщение домой. Адемар, получивший письмо, долго и мучительно не хотел идти на выручку, но совесть таки сделала свое гнусное дело. Адемар издал воззвание о крестовом походе во славу Гроба Господня и сюзерена, нового герцога Палестины Людовика де Вермандуа на юге Франции. Откликнулось трое. Зимой 1111 года в сторону Святой Земли отплыли суда, на которых отправились граф Фуа Рожер де Комменж, граф Монпелье, Каркассонна и Бискры Афродизий де Тренкавель и граф Нарбонна Осписий Тулузский (Надо бы сказать, что эти трое после так называемой Туниской войны изъявили желание стать вассалами Каталонии за небольшую услугу по изгнанию мавров из Монпелье и перераспределение кое-каких земельных участков). В это время маршальский жезл оказался в руках принца Рено, который не преминул этим воспользоваться. Отрядом под руководством Рено была отбита Тивериада, прибрежные города, а также предместья Иерусалима. Султан Али ответил на это тем, что объявил всеобщую мобилизацию по султанату. До лета того же года Людовик сумел набрать уже первые отряды ополченцев из местных жителей и снять осаду Иерусалима, а в первых числах июля Людовик созвал всех, кто был в тот момент под его знаменами у Вифлеемских ворот и сказал примерно следующее: «Велики мои земли, а отступать некуда… В Яффе и Аскалоне египтяне, так что все, камрады… либо погибнем все как один, либо ворога победим. Помните, как скифы говорят? Разом нас багато!» Народ грянул то ли ура, то ли виват, то ли жж0шь, аццкий сотона! Никто особо не расслышал. Выступив с речью, герцог подписал верительные грамоты на имя бывшего маршала Адемара, отдав ему Урхель и Руссильон с титулом герцога Лангедока, и принцу Сентулю, которому отписал Барселону и титул герцога Испанской Марки. К осени на Святую Землю стали прибывать южнофранцузские войска, что значительно выправило аховую ситуацию в Палестине. Осписий Тулузский высадился аж в Сирии, и, пройдя по византийским тылам, ударил сзади по северной армии египтян. Северная группа, порядком измотанная маршалом Рено, окончательно прекратила свое существование, но с юга на Иерусалим уже надвигалась страшная угроза – султан Али собрал пятидесяти тысячную армию, с которой продвигался на север, просто сметая на своем пути небольшие крестоносные дружины. Но тут, откуда не возьмись, под Каиром высаживается Флоран де Дрё, граф Сантильяна, сын Адемара, которому был пожалован этот лен. Появившись практически, что называется из воздуха, он осадил Каир, попутно захватив ряд прибрежных фортов. Али от такой наглости аж оторопел. Остановив войска на марше, когда до Иерусалима оставалось прямо рукой подать, султан развернул армию и погнал ее снимать осаду со столицы. Однако предварительно он все-таки оставил небольшую группу, которая заблокировала графа Вермандуа Антуана в районе Тивериады. Безусловно, отступление египетских войск дало передышку крестоносцам, но все равно не решало основной проблемы – как одолеть десятикратно превышающую армию мусульман? Тем временем на выручку Антуану пришел граф Фуа, который попытался прорвать кольцо вокруг него, параллельно с этим в Палестине высадился отряд графа де Тренкавеля, а в северных провинциях лангедокские рыцари Адемара.

 

Усилившись европейскими отрядами, Людовик решил предупредить султана и атаковать его с тыла. Замысел сработал. На Синайском полуострове огромная армия была остановлена со стороны Египта войсками графа Сантильяна, а сзади ее атаковали войска герцога Людовика и графа Антуана де Вермандуа. С моря высадился десант лангедокцев сына Адемара графа Жильбера де Вермандуа. Бой был долгий и ожесточенный. За счет своего боевого духа и лучших навыков крестоносцы разгромили египтян, потеряв почти ¾ своей армии, но мусульмане потеряли свыше сорока тысяч убитыми, когда их гнали по пустыни до самого Нила. Одержав эту знаменательнейшую победу. Людовик возвратился в Иерусалим триумфатором. По всему христианскому миру его чтили и восхваляли миннезингеры, прозывая его Людовиком Храбрым, Людовиком Христолюбивым. В это время представился император Византии Михаил и на трон взошел честолюбивый и воинственный Дмитрий I Дука, который в свои 30 лет хотел очень поучаствовать в какой-нибудь войне, как доносила новый тайный советник Маскароса де Риполле, жена герцога Сентуля. «Ну что ж, можем и уважить такого человека», - думал про себя герцог де Вермандуа. А война с мусульманами все еще продолжалась. Султан Али сумел собрать еще одно войска, на этот раз оно насчитывало до пятнадцати тысяч воинов, но и этого было бы достаточно, чтобы раздавить крестоносную Палестину, запертую между мусульманскими эмиратами. С июль по сентябрь египтяне пытались взять штурмом Иерусалим, но все без успеха. Каталонцы герцога Сентуля портили все начинания Али, что приводило его в неописуемую ярость. Наконец, устав от партизанщины Сентуля, Али заманил его отряд в 800 рыцарей в район Тивериадского озера и напал всеми имеющимися войсками. В сентябре герцог Сентуль вошел в историю. 800 каталонцев практически все пали у этого древнего озера, из битвы вышло только двадцать воинов вместе с герцогом, но Египту был переломлен хребет – тяжелораненый султан Али был увезен обратно в Каир. Однако это еще был не конец. На Святой Земле остались три мусульманских армии: Южная армия в районе Эль-Ариша представляла собой довольно жалкое зрелище (400 оборванцев под командованием местного эмира), Северная тысячная армия в районе Триполи, которую возглавлял великий везирь султана и четырех тысячная Палестинская армия вместе с сыном султана. У крестоносцев дела обстояли совсем плохо. После гибели каталонцев у Тивериады в запасе у Людовика остались только три отряда: лангедокцы Жильбера, тулузцы де Комменжа и отряд де Тренкавеля, но все они были настолько истощены, что вряд ли бы смогли оказать даже тень сопротивления неверным.

 

Надо было что-то делать.

 

В мае 1117 года герцог Палестинский на кресте и Священном Писании присягнул на верность богопомазанному всемилостивому императору Дмитрию Дуке. Начался заключительный этап войны за Святую Землю.

 

Узнав о присяге Людовика, король Франции умер. Жалко конечно, - говаривал Людовик, но помощи от него все равно не было. А между тем, в Палестину двинулись византийские войска. Сирийская армия (6.500 воинов) перешла византийско-египетскую границу и поспешила на помощь вновь осажденному Иерусалиму. Западная армия (4.000 воинов) высадилась в районе Яффы и направилась на соединение с сирийцами. Восточная (Вторая Сирийская) армия (6.100 воинов) обогнула Палестину и зашла с аравийского направления. Через Дамаск в район Тивериады двинулась еще одна полутора тысячная Палестинская армия. Вторым эшелонам подтягивались Кипрская армия (5.700 воинов) и Хазарская армия (5.200 воинов). Мусульмане были обречены. В течение всего 1118 года продолжалось маневрирование, арабы уклонялись от генерального сражения, ограничиваясь стычками с заградительными отрядами крестоносцев. Развязка наступила летом 1119 года. Правда, до этого случилось несколько малоприятных событий. Грешный мир покинула управляющая герцогством Адель де Руси, и конечно финансы государства пошатнулись. Вместо нее была назначена Фелиппа де Вильнёв, но она не оправдала возложенных на нее надежд, ее уже назначала на пост канцлера, который она также блестяще завалила. Чехарда продолжилась и вокруг поста тайного советника. За какой-то год на нем побывали сразу трое. Сначала Маскароса де Вермандуа, которая умерла весной, затем ее сменил Ранье Эмбриако, жуткая посредственность, а под конец Людовик назначил тайным советником Альмори из Эмпурии, жену одного из своих родственников.

 

В августе 1119 года под Амманом сошлись тридцатитысячная византийская армия под командованием императора Дмитрия и полутысячное ополчение Палестины под командованием маршала Рено с одной стороны и пятитысячное войско египтян под командованием наследного принца с другой стороны. Надо отдать должное мусульманам, они бились как истинные львы, даже притом, что шестикратно уступали в численности. Вся египетская армия была уничтожена, погиб, в том числе и сам наследный принц и великий везирь и еще десяток эмиров, но и потери христиан были огромны, на поле боя пал император Дмитрий, тяжело покалечен был маршал Рено и ряд других командиров. После разгрома последней армии Али уже не оказывал сопротивления войскам христиан. Новый император Андрей I быстрым маршем отправился в Египет, на ходу подчиняя местные земли. Рено был незамедлительно отправлен на лечение, но замены ему не было, и пришлось назначить маршалом ту самую посредственность Эмбриако, который, однако же, проявил себя с лучшей стороны. Имея под своим руководством чуть более тысячи воинов он с помощью греков подчинил Палестинскому герцогу все земли Хиджаза вплоть до Красного моря, а также земли Трансиордании. Так что Людовик смог принять еще один герцогский титул. Однако, осмотревшись вокруг, Людовик заметил, что вообще-то он может стать и независимым государем, надо было только набраться смелости. А ее было навалом, особенно к декабрю 1122 года, когда Египетский султанат был полностью завоеван Андреем Дукой. Византийцы благодаря Людовику смогли вернуть себе Египет и практически всю Сирию и земли Израилевы, да еще к тому же заполучить такого хорошего вассала. Чем не сделка. Но вот в декабре 1122 года в герцоге Палестинском, Трансиораданском и Каталонском Людовике I де Вермандуа проснулся старый семейный трейтс и он провозгласил себя в Иерусалиме королем Аравийским.

 

 

Но это уже другая история…

 

---Конец Второй главы---

Изменено 25 июня, 2005 пользователем MRAKoris

[McSeem]

2MRAKoris

Хм ... что-то долго продолжения нет

Неужели, загнулась кампания?

[MRAKoris]

2McSeem

 

Не, не загнулась до 1265 года уж точно не загнулась Просто дипломники, выпуск... сделали свое черной дело. Пока внимание переключилось на EEP 1.4 (как никак туча ивентов и аж 30 новых стран... плюс полностью переписанный АИ).

 

Будет скоро.

[MRAKoris]

 

Глава 3 «Гишпанские страданья» Часть Первая

 

Посвящается Leonardo и Vladimir Polkovnikov

 

 

Людовик I Храбрый (1068-1131), 8 граф Вермандуа (1094-1101), герцог Каталонии (1101-1122), 1 герцог Палестинский (1110-1131), 1 король Аравийский (1122-1131) – второй сын Герберта IV

 

 

…25 декабря 1066 года… Иберийский полуостров… Провинция Бургос…В часе езды от столицы Королевства Кастилия…

… Небольшой отряд всадников, одетый в цвета Королевства Кастилии, устало тащился к Столице своей страны…

- Мерзкая погода… как же мне надоел этот снег с дождем, с добавлением, нашего фамильного пронизывающего до костей, ветерочка с гор… А тебе, Вивар? – спросил всадник едущий во главе колонны, своего соседа справа, судя по чертам лица, молодого кастильского дворянина…

Всадники поравнялись с мужчиной, который сидел на большом валуне, лежавшем у дороги. Мужчина был одет в бесформенный балахон непонятной расцветки, да и по такой погоде любой цвет плавно превращался в различные оттенки грязи. Мужчина сидел на валуне и болтал ногами. Когда же всадники поравнялись с ним, мужчина оживился и, подняв голову, окликнул Санчо.

- Эй, товарищ, мужчина в кальсонах?

Санчо остановил коня, нимало опешив от такой возмутительной дерзости.

- Ты кто такой, плебей? – надменно осведомился король.

- Сами мы неместные.., - было, заладил мужчина.

- Опять бомжи, - прихрюкнул с усмешкой Вивар.

- Ну, давай-давай, посмейся еще… - дерзко бросил в ответ сиделец на камне, - я ж вам добра желаю, делать мне больше нечего, как только с вымышленными персонажами общаться.

- Это кто вымышленный, - рявкнул Санчо. – Я какой ни на есть реальный король! Вот, у меня и корона есть с гекко… тьфу с алмазом… [Спонсор 20% строки Dreamworks & Madagascar]

- А вот почитайте сами, - мужчина вынул из балахона руки, покопался в бесконечных складках и извлек оттуда небольшой томик. Взяв книгу из рук проходимца, Санчо вперил взгляд в обложку книги, она гласила примерно следующее… Книга из серии страны, которых не было… Том Первый Александр Бушков «Россия, которой не было», Том Второй Флоран де Дрё, король Леона «Кастилия, которой не было».

- Позвольте-позвольте, это как это понимать – которой не было? – возмутился Санчо. – Это что еще за престидижитаторство? Ну, Бушкова я знаю, читал, отличный автор, а что это за Дрё, ядрё её в душу бога мать?

- Да, так известный писатель… в будущем, правда… - хладнокровно промолвил мужчина, - это я все к тому, что, Санек, образумь своих пацанов, а в частности внучка своего Альфредку. Иначе книжонка эта и впрямь станет бестселлером, лет эдак через 50.

- Да, как ты!... Да кто ты!... Да я тебя!... – раздувая ноздри, хрипел Санчо, а проходимца и след простыл.

 

***

После затяжной освободительной войны за Гроб Господен в Аравийском королевстве наступило некоторое затишье. Людовик по началу, было, думал оставить столицу в Иерусалиме, но потом решил, что старость – она, как известно, не радость, а потому переехал вместе со своим двором на берег Красного моря в самую пустыню, в которой тут же было решено построить город-сад, и чтобы яблони цвели… Сказано-зроблено – как говорят в Вермандуа… В общем, житуха налаживалась ударными темпами. И если армия в 1119 году была равна собственно самому Людовику, маршалу Рено и кучке шабашников из Франции, то уже летом 1124 года армия короля Аравийского составила 8,000 копий, а осенью уже 9,200 копий. И все бы ничего, да тут опять неприятность приключилась. Как стало понятно спустя 50 лет, король Санчо-таки не удосужился втолковать своему внучку Альфреду Хименесу, что скромнее надо быть и вообще… совесть надо временами иметь. А то тут панимаишь, королевство строишь-строишь, вассалов холишь-лелеешь, а один паразит придет и все испортит. Так и тут случилось.

 

В году 1126 от Рождества, как водится, Христова ехал себе граф Овьедо по своим окрестностям, а тут ватага Хименеса и его дружков выскочила из леса, и давай его обижать. А надо бы сказать, что граф Овьедо, он же Карл Куси работал еще и по совместительству вассалом короля Людовика. Понятное дело, что Людовик очень обиделся, когда голубь местного представительства курьерской службы Арампостъ принес ему свежую почту, в которой он обнаружил письмо Карла. Первые же строки письма навели Людовика на подозрение, что кто-то вздумал баловать в Испании. Карл писал: «Дорогой мой дяденька, забери меня отсюда, меня тут постоянно обижают, а давеча Альфред Хименес с бандитами поймали меня и селедкой, ейной мордой мне в харю тыкали…»

Осерчал государь-батюшка, собрал своих молодчиков со всей Испании, Франции и Аравии и поехал по-нашему по старофранцузски впрягаться за племянника. Тут же что характерно обнаружился граф Сантильяна, Флоран де Дрё, который первым пошел на выручку соседа. Собрав около 10 тысяч, Людовик быстро прибыл в Испанию, и высадился в Каталонии, где был объявлен пункт сбора всех войск. Хименес ни на шутку встревожился и осадил Куси в его замке, и вновь Людовику безбожно подфартило. С юга на владения Хименесов напали полчища кордовских мавров. Хименесам пришлось оттягивать часть своих рыцарей для обороны своих владений, а тут с севера в пределы Кастилии вторгся Сантильяна, а с востока армия Людовика Храброго. В течение года шли боевые действия, однако с самого начало было ясно, что сражаться на два фронта Кастилия без союзников не сможет, а союзников не было вообще. Кренделя Альфреду дали. Отменного. В столицу Кастилии въехал кортеж короля Аравии, из главного паланкина вылез Людовик с большим свертком подмышкой. Медленно подошел к Альфреду Хименесу, который вышел приветствовать Людовика на городской площади перед замком кастильских королей, и протянул ему сверток.

- А что там? – наивно поинтересовался Альфред.

- А ты открой, братец, - нахмурился Людовик. Раскрыв сверток, Альфред с удивлением обнаружил в нем несколько больших кренделей, на котором было написано «вам дали кренделей».

- Дурак, ты, Альфредушка… и дед твой Санчо дурак был, его ж предупреждали, - сердито заметил Людовик.

- Это вы о чем, милорд? – оторопел Хименес.

- Да вот тут все написано, - протянул Альфреду небольшую книгу в кожаном переплете граф Сантильяна, стоявший все это время за спиной короля Аравийского.

- Кас-ти-ли-я, ко-то-рой не бы-ло, - по слогам прочитал Хименес, - это что, шутка? – он поднял глаза на Людовика.

- Нет, чудак человек, это реалполитик, так сказать, глобальная корректировка политицкой карты мира. Помнишь, как там у классика, историю пишут и побежденные, да только ее хрен кто читает, - Людовик повернулся к графу Овьедо и улыбнулся, - отдайте ему Саламанку, что ли.

- Так точно-с, ваше вели-чество! – по-военному строго отвечал Куси.

 

Так и вышло. Де Дрё стал королем Леона, Куси остался со своим Овьедо, а Хименесы остались в дураках, т.е. с титулом герцогов Саламанки.

 

Возвратившись домой в Аравию, Людовик вернулся к своим обыденным занятиям, то там то здесь надо было воров перевешать, вассалам тугриков подкинуть, кое-что построить, кое-что починить… Дел было уйма, а вот здоровья было мало. Прибыв в Мадабу на симпозиум, посвященный внедрению новой технологии сушения фиников, Людовику сделалось дюже нехорошо. Он хлопнул вина, занюхал фиником и сказал примерно следующее:

 

Сомкнутся воды в проруби суровой.

Не вьюга – вой покинувшего мир.

Нашел открытку я: «В начале было слово.

В конце – молчание.

Целую всех. Шекспир».

 

…и умер.

 

 

 

Симон I Ревнитель (1090-1145), 1 князь Галилейский (1131-1145), 2 герцог Палестинский (1131-1145), 2 король Аравийский (1131-1145) – второй сын Людовика I

 

 

Наследовавший Людовику его второй сын Симон де Вермандуа жил в это время где-то в северо-западной Франции. Будучи епископом какого-то захудалого владения, он даже и представить себе не мог, что ему такое счастье привалит. Строго говоря, в 1131 году претендентов на трон было несколько. Как известно Людовик Младший геройски погиб во время Амьенского бунта, кроме того, в возрасте 12 лет умер принц Карл, четвертый сын Людовика Храброго. Еще оставались два старших кронпринца Симон и Антуан, епископ Авранша и граф Вермандуа, а также четыре младших принца: Жоффруа, маршал Рено, епископ Буржский, и принцы Сентуль и Эдуар. Из них реально могли претендовать на власть кронпринц Антуан, воинственный маршал Рено и амбициозный принц Сентуль. Так что не будь в живых Симона, то вся история королевства Аравийского могла сложиться совершенно по-другому. Да и, по сути, история Львов Пустыни, что были изображены на гербе королевства, даже еще и не началась, так как ни один из принцев не был рожден в Аравии.

 

А пока в Авранш мчался изо всех сил вестовой с грамотой о призвании на трон Аравийского королевства. Прибыв в столицу епископства, вестовой в полном изумлении обнаружил, что в этой части Франции царствовали поистине драконовские порядки. На всех столбах были развешаны объявления о розыске безбожников и еретиков, на тавернах и воротах постоялых дворов рекламные листовки «Молился ли ты на ночь?», на которых был изображен сам епископ Симон со своим знаменитым указующим перстом. Вестовой поспешил в замок к наследному принцу и был принят со всем радушием, на какое Симон был способен. Конечно, не обошлось без небольших эксцессов. Вестового сначала подробно допросили, ну так слегка… обсудили некоторые насущные проблемы религиоведения, а также современные вопросы католицизма. После этого вестового на кресле-каталке привезли к епископу. Симон занимался тем, что составлял предложения церковной инквизиции относительно интенсификации приобщения крестьянского и городского населения Европы к истинной Христовой вере. Узнав о том, что ему предстоит взойти на трон Аравии, он нимало удивился и срочно отбил телеграмму королю Франции: мол, прощевайте, гражданин король, уезжаю сам всем царствовать и володети. Ровно через полгода Симон де Вермандуа был коронован в Хиджазе вторым королем Аравии, вместе с ним в столицу новой родины прибыла Ева де Вермандуа, назначенная тайным советником. В это время престолохранителем был один из близких придворных предыдущего короля – Галлеран из Хиджаза, бедный безродный человек средних лет, которого Людовик посвятил в рыцари и приютил при дворе. После прибытия Симон решил отблагодарить верного дворянина и поставил его во главе всей армии королевства, которая к этому времени насчитывала 12 с половиной тысяч воинов и 700 рыцарей. Опять-таки после коронации Симон женился во второй раз, и ему поперло с детями. До этого он был уже 40 лет бездетен, а тут сразу двойня, правда, девчонки, но это ведь было только начало? Пока суд да дело, Симон потихоньку обживался в своих владениях, что обычно выражалось в многочисленных религиозных бунтах, так как меры Симон, которого евреи-партизаны прозвали нашим Сёмой, ни в чем не знал. Однако был он весьма бережлив, что касалось дел казны. Потому все празднества и мероприятия проводились «у комплекте» по образному выражению самого короля. Так, например, день города в Тире было решено провести вместе с экзекуцией неверных, получилось грандиозно: в полдень начали жечь неверных и еретиков, а к вечеру все это плавно перетекло в фейерверки и народные гуляния. В августе 1133 года маршал Галлеран доложил Симону, что армия Аравийского королевства уже насчитывает семнадцать с половиной тысяч человек.

 

- Ваше величество, - маршал склонился перед королем, который восседал на троне, закинув ногу на ногу, и задумчиво мастерил крохотную виселицу, - государь?

- Да…., - протянул Симон, - как там народ? – заботливо осведомился король, ставя на стол перед собой виселицу. На столе ровными рядами стояли различные миниатюрные забавы: столб и миниатюрные вязанки хвороста у его основания, чурбан и всаженный в него топор с крохотной фигуркой палача, там же стояли дыба, стульчик с испанским сапожком, Нюрнбергская дева и прочие «радости жизни», как ласково называл их Симон.

- Народ… ну, это… радуется народ-то, - промямлил маршал.

- Чему радуется? – поинтересовался государь.

- Ну, всему радуется, вам радуется, так сказать персонально.

- И, правда, я ж весь в заботах о них, весь в делах…

- Мажешь утром бутерброд, сразу мысль – а как народ? – улыбнулся догадливый придворный.

- Верно мыслишь, брат, ой как верно! – покачал головой король, - ну, да ладно, расскажи-ка мне, как у нас там обстановка…

- Да как вам сказать, ваше величество, в общем, численность армии растет, уже за 17 тысяч перевалила, в мире неспокойно, к вам в вассалы просится графиня Эль-Ариша, - начал медленно перечислять Галлеран.

- Что за графиня, как звать? – глаза у короля как-то не по церковному заблестели хищным огоньком.

- Милка из Рюриковичей.

- И хтоооо? – изумленно переспросил Симон де Вермандуа.

- Милка, - пролепетал Галлеран.

- Милка Парадоксов друг, - помрачнел король, - а что-нибудь хорошего в нашей стране произошло?

- Да, да! Милорд, приехали ваши родственники!

- Мало ты, Галлеран, представляешь себе, что такое хорошее. Откуда и кто?

- Мессир, ваш дядя Карл, епископ Флорентийский почил в бозе, ну, и его родственники решили, что вы будете безмерно рады вновь повстречаться с ними, - наивно ответил маршал.

- Ладно, проси их, - государь махнул рукой и встал из-за стола. В тронную залу быстрым шагом зашли двое мужчин, одетых по последней итальянской моде. У одного из них на поясе висел внушительных размеров меч. Король вышел из-за стола, и направился на встречу этим двоим.

- Король, очень рад, король, рад, очень рад, - скороговоркой проговорил Симон, пожимая руки Сентулю де Вермандуа и Пере де Вермандуа. Заметив, меч на поясе у Пере, государь наклонился к нему и вкрадчиво спросил: «Служили? В каком полку? Кирилловец?»

- Никак нет-с, - строго по-военному отвечал Пере.

- А где служил? – переспросил Симон.

- Да там, в штабе, писарем отсиделся, - съязвил родственник.

- Ну, что ж, рад, очень рад! – торжественно протянул король и возвратился за свой стол…

 

На следующий день Сентуль сменил на посту тайного советника Еву де Вермандуа, а Пере сменил Галлерана Хиджазского на посту маршала королевства. Чтобы смещенные особо не возмущались их поженили. А пару месяцев спустя пришлось пристроить и третьего брата Пере и Сентуля – Николя де Вермандуа, он получил в удел Акабу и титул герцога Петры. Распихав всех новоприбывших родственников и седьмую воду на киселе по приятным синекурам, Симон, было, успокоился, да тут представилась Маскароса де Риполле, канцлер королевства, что жутко ударило по финансам Аравии. Из-за этого пришлось выписать нового специалиста Юлиану де Руврей, дородную тетку с грудью, которая появлялась из-за угла минут на 5-10 раньше нее самой. Дискутировать с тех пор с канцлером никто особо не решался, особенно в небольших помещениях с каменными стенами. Мало кто хотел быть задавленным насмерть достоинством мадам канцлер. Однако такое положение дел просуществовало совершенно недолго. В 1136 году Сунифред, сын маршала Пере, набожный юноша, близкий, тем не менее, к высшим кругам власти, попросил своего папу и своего дядю Сентуля как-нибудь решить вопрос того, что он постоянно ходит по дворцу в синяках, так как его комната находится по соседству с опочивальней мадам де Руврей, и он с ней встречается, по крайней мере, два раза в день, и не без последствий. Де Руврей получила отставку, а на пост канцлера продвинули жену Сунифреда – Алису. Король Симон пояснил свое решение тем, что у мадам де Руврей был не совсем верный подход и буквальное понимание слогана «грудью за отечество». За особое рвение Сунифред в марте 37 года получил сан епископа, а уже через полгода королевство постигла большая утрата – скончался принц Сентуль. Как показала дальнейшая история, он был не только единственным вменяемым не правившим представителем династии, но еще и самым плодовитым. Его место на посту тайного советника снова заняла Ева, жена Галлерана Хиджазского.

 

Конец сороковых годов ознаменовал новый виток напряженности. Во-первых, принцы крови стали умирать как мухи, во-вторых, в Багдаде сменилась правящая династия и к власти пришел некий проходимец из русских по имени Мстислав Дуло (Симон таки просто ухохатывался, когда ему рассказывали, с каким удивлением встречали местные арабы нового то ли халифа, то ли султана – двухметрового бритого наголо мужика, увешанного золотыми цепями и печатками, на груди которого можно было изучать географию мира по картам Птолемея.), в-третьих, что-то нехорошее назревало во владениях вассалов на юге Франции, и уж, в-четвертых, в себя приходили испанские мавры, которые за время бездействия тамошних христианских правителей сумели создать две очень мощных тайфы – Кордовский и Бадахосский эмираты. С 1139 года Симон по совету маршала Пере частично реформировал армию с призыва на профессиональную армию, набираемую из представителей церковных орденов – Храмовников и Госпитальеров. Процесс перехода на проф.рельсы прошел как всегда по-нашему по старофранцузски. Два подозрительного типа мужика ввалились во дворец в Хиджазе и предложили, так сказать, услуги по защите. Пришлось браткам отстегнуть, правда, они не обманули и уже к сентябрю 39 года поставили на службу Аравии 3 полка отборных защитников христовых. Опять-таки летом того же года в спальню к Симону вломился маршал Пере и тайный советник Ева, когда король примерял на себя пятый орден имени пресвятой инквизиции.

- Там собрался у ворот энтот… как его… народ! В обчем, дело принимает социяльный оборот!

Симон был вынужден созвать Генеральные Штаты, однако на первом же заседании он заявил: «Энто как же, вашу мать, извиняюсь, понимать? Мы ж не Хранция какая, чтобы смуту подымать! Кто хотит на Колыму – выходи по одному! Там у вас в момент наступит просветление в уму!»

На том эпоха парламентаризма скоропостижно и закончилась.

На следующий год Симон решил, что, скорее всего, следующим правителем станет кронпринц Антуан, граф Вермандуа, а потому в случае его смерти может сложиться пренеприятнейшая ситуация, так как трон у Антуана, любимого брата Симона, могут оспорить принц Рено, епископ Буржский, принц Эдуар, а также младшие принцы, потомки Карла де Вермандуа, епископа Флорентийского, третьего сына Герберта IV. Чтобы обезопасить государство от вероятной смуты и гражданской войны, которая могла бы привести к разрухе и падению христианского востока, Симон решил прикормить своих братьев и сделать их поближе к себе. Антуан получил в удел часть южно-французских земель и титул герцога Испанской Марки, а епископ Рено стал герцогом Лангедока и Хомса. Симон рассчитывал, что, приблизив настолько принца Рено к непосредственно королевским владениям, он сможет уравновесить силы наследников Людовика и Карла.

Летом 1141 года от Р.Х. началась война, которую так боялся Симон, и которой опасался сам Людовик Храбрый. По сговору с андалусскими эмирами граф Нарбонна Мен Тулузский напал на вассалов герцога Лангедока Рено графо Фуа, Жеводана и Каркассонна. Было решено, что с этими шутами можно уладить все вопросы силами одного госпитальерского полка за час или два. Стройными рядами в 4 колонны рыцари духовных орденов на службе Аравии потянулись на юг Франции. Уже к зиме армия Нарбонна была разбита, а сам Нарбонн взят войсками самого короля Симона, который также прибыл для разбирательств на местности. Рено и его вассалы тем временем гонялись за остатками нарбоннцев по всей Франции, и потому граф Нарбонна не мог физически сдаться на милость королю Симону I. Государь заскучал и начал потихоньку пересматривать свою походную коллекцию любимых вещиц, подаренных местной инквизицией. Летом следующего года, а именно в июле Симон окончательно устал от такой ситуации и покинул Нарбонн, прихватив с собой всю графскую казну. А уже в декабре граф Нарбонна сошел с ума – то ли оттого, что уже больше года партизанил против Рено и Симона где-то в районе Фландрии, то ли просто оттого, что давно не был в родных местах. Через месяц Нарбонн повторно взяли, на этот раз отличился герцог Рено, который перенес туда свою столицу. Сам же король отправился в гости к своей сестре Мюриэле, графине Альманса.

И тут, как водится, опять…

 

От Вермандуасского Информбюро…

 

В сентябре без благословенного церковного наставления короля-епископа жители Мадабы взбунтовались и призывали к некоторому обрезанию некоторых государственных не то чтобы лиц, но так сказать членов Кабинета министров. То ли маршал Пере очень не хотел быть одних из тех «не то чтобы лиц», то ли просто заскучал, но он, взяв часть верных наемников, пошел наводить королевский порядок. Подавив возмущения местных жителей, Пере заявил, что в Мадабе произошло наводнение и город смыло по умыслу Диавола и коварных неверных мусульман. Жители Мадабы обиделись, и в декабре маршалу снова пришлось рассказывать остальным подданным короля о том, что очередной ураган и сопутствующий ему потоп смыли Мадабу вторично, и это несмотря на то, что город был расположен строго по середине пустыни. За ударный труд на ниве прививания к католицизму Сунифред был рукоположен в епископы самим королем, который под это дело выделил ему Сидон. А тут как назло снова случился «потоп» в районе Арара, на защиту которого вышел граф де Вильнев. Успешно разобравшись с потопом и ликвидировав жертвы катаклизма, де Вильнев рапортовал о своей удаче маршалу Пере.

 

Зимой 1145 года эмират Бадахос объявил войну Аравийскому королевству и его вассалам в Испании. В феврале маршал Пере передал свой жезл сыну Сентуля Людовику де Вермандуа, а сам удалился на покой, тогда как Людовика к себе призвал Симон. Свои войска Симон собирал в Мурсии, владении своей сестры Мюриэлы, герцог Рено, принявший участие в этой кампании, собирал войска в Лангедоке и Каталонии вместе с кронпринцем Антуаном. Третьим центром сбора войск стал Сидон, куда стекались войска, которые должен был возглавить епископ Сунифред. Весной того же года первая часть аравийских войск под командованием самого короля вторглась во владения Бадахоса на юге Испании. Основной целью удара крестоносных войск была крепость Уэльва, при взятии которой можно было расчленить владения Бадахоса, однако тут Симона ожидал первый и последний сюрприз этого похода. На оборону Уэльвы вышел эмир Севильи, который в течение двух месяцев с мая по конец июня оборонял ее, а в последних числах июня решился дать генеральное сражение аравийцам. Аравийские войска понесли тяжелейшие потери, как и севильцы, и хотя севильцы не смогли одержать победу и были вынуждены отступить к себе в Севилью, они добились главного – король Симон пал на поле боя смертью храбрых… Вообще-то перед смертью он очень удивился… «Как... мы приехали не на казнь еретиков?» - спросил он у своего духовника.

Изменено 4 сентября, 2005 пользователем MRAKoris

[Гость La Femme]

Потрясающе!!! Более занятного рассказа я еще здесь не читала!!! :apl:

[McSeem]

2MRAKoris

Какой перерыв. Я б заново начал - столько бет за этот период вышло.

А за штиль - респект . Правда, с творчеством Бушкова, кроме серии про Мазура, не знаком . Или это разные Бушковы?

[MRAKoris]

2McSeem

Правда, с творчеством Бушкова, кроме серии про Мазура, не знаком sad.gif. Или это разные Бушковы?

 

Есть у него такая серия по маразму очень сильно превосходит творчество Фоменки... Особенно умиляет тот факт, что он постоянно аппеллирует к трудам незабвенного академика как незыблемому аффтаритету

[ЛЮБИТЕЛЬ]

Сильно

[MRAKoris]

Глава Третья Часть Вторая

 

"Гишпанские страдания с некоторыми перуэтами в области литературы и Пеара"

 

 

Антуан I Милосердный (1091-1163), 3 герцог Палестинский (1145-1163), 3 король Аравийский (1145-1163) – третий сын Людовика I –

 

 

 

 

«Не лепо ли ны бяшете, братие,

Начяти старыми словесы

Трудных повестий о плку Симонове,

Симона Людовиковича?

 

Начати же ся той песни

По былинам сего времени,

А не по замышлению Бояню.

Боян бо вещий аффтар,

Аще кому хотяше песнь творити,

То растекашется мыслию по древу,

Горным козлым по горам,

Шизым пэнгвином под облакы.

 

Почнем же, братие, повесть сию

От стараго Герберта до нынешнего Симона,

Иже истягну ум крепостию своего

И поостри сердца своего мужеством;

Наплнився ратнаго духа,

Наведе своя храбрыя плкы

На землю Гишпаньскую

За землю Аравийськую.» - король внезапно остановился. На пороге королевского шатра нерешительно мялся епископ Сунифред, не зная то ли войти, то ли все же не заходить. Заметив его преподобие, король привстал и жестом руки пригласил того внутрь. Сунифред просеменил в шатер и остановился у стола, за которым восседал король Аравийский Антуан I, пребывавший в чрезвычайно творческом настроении. Буквально несколько месяцев назад он из рядового вассала владетеля практически всего Ближнего востока, герцога Испанской Марки, он сумел стать одним из могущественнейших христианских правителей цивилизованной Европы. Государь сочинял героическую поэму о своем брате, павшем на поле боя короле Симоне. Поэма выходила на славу, но появление епископа Сунифреда нарушило стройность мысли и лиричность слога.

- Ваше величество? – пролепетал Сунифред.

- Да полноте вам, братец! – ответствовал Антуан.

- Вы заняты? Ваш светлый ум посетила муза? – любезно поинтересовался епископ.

- Да так… поэму пишу… Даже название стоящее придумал, - не поднимая глаз, сказал государь.

- И какое же? – Сунифред склонился над письменным столом.

- Слово о полку Симонове. Каково? – король бросил беглый взгляд в сторону Сунифреда. Епископ тут же расплылся в улыбке и ответил на взгляд нижайшим реверансом.

- Блестяще, мессир! Просто блестяще!

- Сам так считаю…, - Антуан вновь погрузил свой взор в свитки.

В шатре воцарилась абсолютная тишина. Сунифред, не осмеливаясь что-либо сказать, стоял и водил ногтем мизинца по краешку королевского стола. Снаружи раздался шум и в палатку влетел статный мужчина в запыленных латах, на которых из-под толстого слоя грязи угадывались гербы Вермандуа и Испанской Марки.

- Государь, - мужчина встал на одно колено перед столом короля, - Государь, я с донесениями с фронта.

- Да, маршал Жуко, тьфу, маршал Людовик, я весь во внимании.

- Итак, мессир, графы Жеводана и Каркассонна выбили мавров из Севильи и оттеснили их на север к границам Кордовы. В районе Уэльвы лично мной было разбито еще одно войско наследного принца Бадахосского эмирата. Епископ Сунифред, - тут маршал поклонился в сторону его преподобия, - изгнал неверных из Кадиса, таким образом, мы создали себе большой плацдарм для высадки войск с моря, - Людовик умолк.

- То есть, побеждаем? – вяло полюбопытствовал Антуан.

- Да, мой государь! – отчеканил Людовик.

- Нееет, ну так дело не пойдет, вы мне всю поэму своими успехами испортите, - расстроено заметил король, у меня только трагические мотивы появились, а вы! – обиделся Антуан.

- Не понял? – озадачился маршал, затем повернулся к епископу и вопросительно посмотрел на него. Сунифред пожал плечами, но по четкой артикуляции его губ маршал догадался, что король немного не в себе.

- И о чем ваша поэма, ваше Величество? – перевел взгляд с епископа на короля Людовик.

- Да так… о трудных буднях моего брата Симона, - задумчиво заметил Антуан, продолжая выводить буквы на бумаге, - так сказать патриотическая баллада о земле Аравийской, только чует мое сердце, что не к добру все это.

Людовик еще раз озадаченно посмотрел в сторону епископа, Сунифред покрутил пальцем у виска, намекая на то, что будущее произведение, выходившее из-под пера его величества, повествует о трагических событиях семьи Вермандуа за последние 70-80 лет.

- Думаю, что стырят его, - продолжал король.

- Стырят? – переспросил маршал Людовик. Его изнеженному оккситанскому слуху был неизвестен этот северо-французский глагол.

- Натурально, припрется какой-нибудь украинец, а потом скажет, что это он написал и не про Симона, а про какого-нибудь Игоря свет Федуловича, князя Тмутаракани. Поди потом докажи, что ты автор, - Антуан на миг отвлекся от своего творения и пристально посмотрел на Людовика, - а что, сир маршал, как у нас дела в лагере обстоят?

- Ваше величество, все обстоит великолепнейшим образом. На днях высадится граф Анастасий де Вильнёв с аравийским ополчением, вместе с ним приехали наши арабские вассалы во главе с графом Утурку, поговаривают, что из Хиджаза в сторону Испании отплыла вдовствующая королева Ева и бывший маршал Пере де Вермандуа с большой свитой, чтобы воздать вам хвалу за ваши успехи в ратном деле, - Людовик внезапно осекся.

- Что такое? – спросил король, заметив перемену в лице маршала.

- Да тут к нам в лагерь беженцы из Севильи нагрянули, да пустяки на самом деле.

- Не-не, с этого места поподробнее. Что за беженцы? – оживился монарх.

- Ну, там, пара мавров, пара цыган, Мишуки, Нестор какой-то, - вальяжно зачитал список Людовик.

- Мишуки? – обомлел Антуан, - нешта они все еще гастролируют?

- Да вроде да…

- Они ж еще в 1111 заявляли о завершении своих гастролей? – нервно хохотнул король.

 

После совещания аравийских генералов король Антуан выехал вместе со свитой на осмотр позиций франко-испанских и франко-аравийских войск. Франко-аравийские подразделения во главе с графом Фуа Исааком де Комменжом и графом де Вильнёвом должны были окружить разбитые и измотанные в боях войска эмира Севильи Мухаммеда аль-Джафара под Фару, предварительно де Вильнёв должен был овладеть Силвешом, что представлялось вполне возможным, так как город был практически беззащитен. Франко-испанские войска должны были ударить по последнему оплоту севильцев в Арасене с трех сторон. Командование этой частью армии принял на себя маршал Людовик, под его началом также были епископ Сидонский Сунифред, граф Жеводана Эрембурт Тулузский, маршал Вальтер де Вермандуа и герцог Каталонский Филипп де Вермандуа, наследный принц Аравийский. Сначала Филипп возмущался. Мол, какой-то плешивый маршал будет возглавлять армию, а он герцог, да и еще кронпринц на десятых ролях. Но папа ему вкратце пояснил, что или Филипп будет на десятых ролях, или будет кое-где подальше. Филипп сразу же согласился с убедительными доводами, которые привел в беседе его отец.

 

Надо сказать, что Антуан очень боялся, что его конфликт с маврами Бадахоса может побудить их к примирению с эмиром Кордовы, у которого в распоряжении было свыше 30,000 воинов. Так что в случае войны с Кордовой шансы аравийцев выглядели не так радужно. И если север Испании еще можно было каким-то образом защитить, призвав на помощь галисийских и леонских вассалов, которые так и не были полностью задействованы в боевых действиях, то вот восток Испании был практически обнажен и беззащитен от вероятного удара мавров, к тому же герцогиня Мюриэла отослала всех своих воинов на юг в распоряжение своего сюзерена короля Антуана I. И вот предчувствия оправдались. Не Кордова, но Альмерия вступила в войну против христиан на стороне Бадахоса. И пусть у альмерийцев было в 8 раз меньше воинов, чем у кордовского эмира, однако это все равно не утешало. Любое распыление войск ухудшало положение французов и аравийцев. Поэтому маршал Людовик распорядился, во что бы то ни стало занять Фару до марта 1146 года, чтобы можно было развернуть фронт на север и восток.

Тем временем, в Кадис прибыла королева Ева и бывший маршал Пере, прибыли не просто так, а с добрыми вестями: его величество король Аравии унаследовал Ллейду и Синай. Заполучив в свой домен еще два крупных графства, Антуан понял, что добра становится все больше, а сил за всем уследить все меньше, потому как завещал древний классик – надо было делиться. Но прежде чем делиться, стоило решить вопрос с маврами. В феврале граф Вильнёв занял Силвеш, а Исаак де Комменж разгромил эмира Севильи у Фару и соединился с отрядами графа Сафеда Утурку, который был под началом Вильнёва. Объединенное западное войско де Комменжа, графа Фуа, сразу же поспешило на помощь к маршалу Людовику, который всеми своими силами попытался осадить Арасену, но наткнулся на войско самого эмира Бадахоса. Мавров было столь много, что все ближайшие холмы были заняты мусульманскими вымпелами. Часть христиан под командованием епископа Сунифреда оказалась отрезанной у города и билась практически в полном окружении. Прохладное февральское утро стало свидетелем того, что большая часть войск епископа Сидонского была уничтожена, сам епископ был тяжело ранен и уже не мог продолжать бой. Прорвать окружение пытался маршал Вальтер де Вермандуа и граф Жеводана Эрембурт Тулузский, однако все было безуспешно. Эмир Исмаил только и делал, что усмехался, рассматривая избиение христиан с одного из холмов близ города. Спустя некоторое время с запада на мавров обрушились полки, которые маршем преодолели расстояние от Фару до Арасены, где уже поучаствовали в разгроме севильских отрядов. Вильнёв и де Комменж незадолго до этого были всячески обласканы королем, в феодальном смысле этого слова, хотя кое-кто и поговаривал, что в естественном, а вернее противоестественном смысле слова Антуан, было, тоже хотел их обласкать. Граф де Вильнёв получил в удел Силвеш и Фару, а де Комменж получил Монпелье и титул герцога Испанской Марки. Будучи новыми любимцами короля Аравии, оба вассала попытались еще раз доказать, что их наградили недаром. Комменж сумел прорваться со своими отрядами к Сунифреду, и таким образом, защитил их от полнейшего истребления, тогда как Вильнёв совершил отвлекающий маневр и напал на эмира с севера. Атака была отбита, что позволило де Комменжу вывести епископа, однако во время отхода сам новоиспеченный герцог был изранен в сражении. С востока по войскам эмира ударила объединенная группа кронпринца Филиппа и нового графа Фуа Эсперита де Комменжа. Эмир был раздосадован спасением Сунифреда и решил отступить к столице. Арасена вскоре пала. Итогом битвы стали многочисленные потери и три израненных генерала, включая графа Сафеда, епископа Сидона и герцога Испанской Марки.

 

После битвы у Арасены король Антуан проявил свое милосердие и величайшую милость. Те, кто был ничем, стал в Испании всем. Граф Фуа Исаак де Комменж стал графом Монпелье и герцогом Испанской Марки, его сын Эсперит получил в удел графство Фуа, Анастасий де Вильнёв стал графом Силвеша и Фару, храбрейший епископ Сидонский Сунифред решил обменять Сидон на Арасену и стал епископом освобожденного города, Эрембурт Тулузский к своему графскому титулу владетеля Жеводана присоединил титул графа Кадиса, маршал Вальтер де Вермандуа стал графом Ллейды, сын кронпринца Филиппа Карл получил в удел графство Вермандуа, вдовствующая королева Ева выхлопотала себе Синай, а бывший маршал Пере – Уэльву и герцогский титул Альгарве. Маршал Людовик же впал в немилость в связи с тем, что допустил такие потери в последней битве. Людовик долго просил отправить его на войну, но, увы… король остался глух к просьбам и сослал его обратно в Хиджаз для воспитания мелюзги: Людовика, Пере, Онорио, Вальтера и Убайда (какая-то из принцесс учудила с местным крещеным арабом). На его место был назначен один из франко-испанских мелких дворян, который проявил себя с лучшей стороны в отряде кронпринца, - Гийом Фульк де Кардона. 57 летний мелкопоместный рыцарь принимал участие в освобождении епископа Сунифреда из окружения, а ранее участвовал в осаде Кадиса и битве при Уэльве. После победы под Арасеной активные боевые действия практически сошли на нет, изредка Кардона пытался захватить то столицу Бадахоса, то Лиссабон или Альмасер. У него мало что получалось, но не из-за того, что маршал был бездарен, а в связи с тем, что армия была истощена, плюс ко всему в самой Аравии полыхнул мятеж.

 

Хиджаз… Осень 1146 года…

 

«…Наведе своя храбрыя плкы

На землю Гишпаньскую

За землю Аравийськую…» - глубокомысленно диктовал король, вымеряя шагами расстояние от своего письменного стола в тронной зале до окна, выходящего на чудный Хиджазский королевский сад.

- Так, записал? – обратился Антуан к своему писарю. Роль писаря исполнял сын Галлерана Хиджазского Карл. Довольно способный юноша, знаменитый своим почерком и сообразительностью.

- Мммм… угу… Челом бьет точка с запятой…, - просопел себе под нос Карл.

- Чего бьет? – повернулся к Карлу государь.

- Все записал, - поспешно ответил Карл, пряча свиток, на котором значилась полустертая надпись «…меняет проф…».

- Ой, чует, мое сердце, стырят плагиаторы мой шедевр, - посетовал Антуан, - может, продать ее кому?

«Да, прав государь, стырят ведь мерзавцы, сопрут, стащат. Сейчас столько проходимцев по миру шатается!» - подумалось Карлу. В тот же день очевидцы видели Карла Хиджазского на местном рынке с каким-то неизвестным торговцем, который при разговоре все время почесывал свою длинную бороду, заправленную в кушак.

- Почомъ, друже, сѣй пергаментъ? – с четким прононсом вещал мужик.

- Тебе по дешевке отдам, - Карл заметно нервничал.

- Лицензія? – поинтересовался бородач, доставая из-за кушака большой кожаный кошель.

- А как же, самая полная версия с автографом аффтара, - гордо заявил писарь. Он тут же развернул свиток и указал на чернильный отпечаток большого пальца короля Аравийского и написанное от руки печатными буквами имя – Антуан.

- А версія-то какая? Поди на аглицкой рѣчи, - ехидно заметил незнакомец, доставая из кошеля горсть греческих золотых монет.

- Да полноте, старец, на хранцузской, - оскорбился Карл.

- Ладно, друже, беру. Правда теперь придется самому переводить. Охъ, какъ и надоѣли эти комплекты «сдѣлай самъ», - старик передал Карлу деньги и, кряхтя, взял свиток и засунул его себе за пазуху. Медленно развернулся и побрел вдоль центральной рыночной улицы в сторону гавани. Писарь посмотрел ему вслед и почесал затылок: «всю страну, мерзавцы, распродали, растащили». С чувством выполненного долга Карл поспешил обратно во дворец, обдумывая на этот раз, кому бы продать свою рукопись комедии.

 

Осенью 1146 года, а именно в октябре возмутился герцог Петры Николя де Вермандуа. Не то чтобы даже и возмутился, так по-родственному послал короля, а народу объяснил, что, мол, не могу молчать, семейное это у нас. Маршал Кардона должен был передать большую часть войск Людовику, бывшему командующему армией королевства. Именно его отрядил Антуан на урегулирование конфликта. Однако предварительно король со своими помощниками: маршалом и герцогом Хомса Рено вместе с вдовствующей королевой Евой объехали приграничные земли, чтобы так сказать повысить градус патриотизма местного населения. Антуан читал на собраниях древние шаманские заклятия «Братья и сестры!», а Ева рассказывала о том, какой Николя гад, и что всем будет лучше, если его согласно последней директиве папы Римского подвергнуть аутодафе, также в ее речи использовались древние черно-пиарные технологии, что, мол, коли сдюжим Николя, то каждому по кувшину вина, а кому и по бабе дадут. Герцог Хомса тут же по ходу выступления королевы припоминал, что видел Николя в Константинополе, где тот торговал приборами для обрезания у казарм местного евнуховского полка византийского императора, и что, мол, звали его Натан Эфраим Вирманзон. Карл Хиджазский, личный писарь-секретарь короля Аравии, тут же предоставил все необходимые доказательства связи Николя де Вермандуа с западными недружественными государствами, мусульманами, предателями внутри и за пределами государства, а также рукопись антисемитской книжонки Ma Guerre. Как водится, тут же нашлись банковские счета в Генуе и Венеции, виллы в Неаполе, виноградники на Крите, ювелирные лавки в Иерусалиме, и, в целом, народ перебивался с хлеба на воду, а тут, панимаешь, какой-то герцог, непонятно чей родственник, жирует на людском горе.

Никто и не заметил, как сразу в рядах аравийцев появились юные патриоты, которые вызвались урегулировать вопрос со знатным мятежником. После ликвидации лидера бандформирований Петра отошла вдовствующей королеве Еве, а владение Сафед и титул герцога Тира принцу Карлу, сыну короля Антуана. Решив первоочередной вопрос стабильности, государь Аравийский навестил ясли при дворе в Хиджазе и с удивлением обнаружил, что все пацаны под присмотром экс-маршала Людовика росли просто жуткими вояками. Из них особенно выделялись Вальтер и Людовик, а вот генетическое недоразумение Убайд де Вермандуа рос великолепным дипломатом. В 1147 году Антуан I милостиво повелел назначить нового епископа и нового управляющую, дабы окончательно решить так называемый Бадахосский вопрос. А он все еще тлел. Кардона так и не сумел в одиночку разбить войска эмира, однако после двух лет подготовки аравийские войска рекой хлынули в земли мавров. В ходе молниеносной операции эмир был убит, а его войска разбежались. После крушения Бадахоса один из крупных вассалов Исмаила Яхья провозгласил создание Галисийского эмирата. Сам Яхья долгое время скрывался в горах Галисии, а после того как аравийские войска под командованием Кардоны вторглись в этот труднопроходимый район, он был вынужден отплыть в союзный эмират Альмерии, что на востоке Испании. С учетом того, что тамошний эмир имел как минимум два-три года для укрепления своих рубежей, второй этап войны с Альмерией не представлялся легкой прогулкой. Тем не менее в 1151 году Кардона и Филипп де Клермон уничтожили Галисию и Альмерию, при этом Клермон проявил отчаянную храбрость в битве у Малаги в январе 1152 года, когда он сумел рассеять войска противника, который имел трехкратное численное преимущество. За этот подвиг король жаловал ему титул графа Сантильяна и выделил удел на севере Испании. На Пиренеях осталось только одно исламское государство – Кордовский эмират с анклавами на западе, а также в районе Гибралтара, Севильи, Калатравы и Гранады.

 

А осенью 1154 года мир наблюдал за новыми страстями… Архиепископ Тахо Сунифред окончательно выжил из ума.

[MRAKoris]

Анонс 4-ой главы:

 

Антуан I Милосердный

---------------------------

 

1. Как поссорились Сунифред Перевич и Антуан Людовикович

2. Один день из жизни Карла Галлерановича Хиджазского, или кто продал Родину?!

3. Сказ о том, как из Франции нелегалов выдворяли

 

Филипп I Ленивый

----------------------

 

1. Еще один день из жизни Карла Галлерановича Хиджазского, или кто еще и пропил Родину?!

2. О балах

 

Карл I Жестокий

--------------------

 

1. Восточные терки или зарождение Ближневосточного конфликта и всего того безобразия, которые мы сейчас наблюдаем.

2. Кассия Рало - королева или родильная установка? Мнения, гипотезы, разоблачения.

3. Хиджаз - кузница кадров!

 

 

Генрих I Мученик

---------------------

 

1. О том как умер король Генрих...

[Валькирия]

2MRAKoris

Хоть и нелегко читается, но вещь сильная и очень интересная!