Искажение истории в СССР

[Akskl]

Kalpana Sahni “Crucifying the Orient – Russian Orientalism and the Colonization of Caucasus and Central Asia” - White Orchard Press, Bangkok, Thailand; The Institute for Comparative Research in Human Culture, Oslo, first published 1997

 

с.214

ИСКАЖЕНИЕ ИСТОРИИ

 

Недавняя карикатура в газете «Москоу Ньюс» показывает мальчика на экзамене по истории. Он спрашивает своего преподавателя: «Как я должен отвечать - согласно учебникам или как это было нас самом деле?» Учебники истории были изъяты из средних школ в 1988 г., и историк Юрий Афанасьев заявил в газете «Известия», что в этих учебниках не было ни единой страницы без фальсификаций. Белые пятна и дезинформация в советской историографии принесли непоправимый ущерб человеческой душе через ее систематическую манипуляцию в течение почти столетия. Распространение неправды активно выдвигалось и объяснялось посредством «данных» и предполагаемой объективности научного марксистского историцизма. Сегодня и русские и нерусские винят историков, которые, как они считают, были превращены в служанок режима. Советское государство рассматривало историю в качестве политики управления прошлым, и знало, что тот, кто управляет прошлым, также управляет и будущим. Историография, подобно любому другому аспекту советской действительности, использовалась для формирования общества. Она была превращена руках государства в марионетку, распространяющую неправду, приспосабливающуюся к изменяющемуся поведению партийных боссов.

 

Кроме того, историография функционировала на различных уровнях. Распространение информации о Востоке осуществлялось прежде всего через школьную и университетскую программы - эту мощное средство для формирования отношения народов. Вторым важным каналом информации были СМИ - средства массовой информации. И наконец, были институты, где проводились исследовательские работы по изучению регионов. Все они были подчинены политике и директивам государства.

 

Для того чтобы исследовать русскую историографию Других, чтобы увидеть, как было и если было переоценено прошлое, и посмотреть на борьбу за свободу Кавказских и Центрально-Азиатских народов, нам необходимо посмотреть не далее чем на советский подход к колониальной политике царского режима и последующего создания СССР. Переоценка истории, даже согласно их собственных ученых-востоковедов типа Бартольда, который являлся альтернативным источником, подразумевала бы свежую оценку связей России с востоком, югом и западом. Это означало бы отбрасывание стереотипа «отсталого востока». Это противоречило лозунгам большевиков о культурном превосходстве России, её экономического прогресса, её миссии как носителя огня цивилизации. Присущий (inherent) русский великодержавный шовинизм не давал никакого места для таких переоценок, тем более из-за экспансионистской политики Советского правительства на заново аннексированных территориях.

 

Иерархия человеческих обществ явно видна в марксизме, уровень развитости которых определяется по уровню материального производства. Это является основой советской историографии и не было никогда никакого отклонения от этой линии. Дебаты среди советских историков ограничивались подходом к царским колониальным методам. В 1920-ых и 30-ых гг. Покровский и его последователи брали за основу принцип Маркса разоблачения хищного характера колониализма, безжалостного характера аннексии превосходящей в военном отношении властью. Эксплуатационный аспект колониальных методов был таким образом подтвержден, и борьба за свободу колонизируемых поддерживалась. Как следствие, нерусским историкам было позволено в тот момент, представлять их собственную альтернативную точку зрения на царский колониализм в своих регионах.

 

Позднее, вслед за истреблением, геноцидом и депортациями, поддерживаемый государством русский шовинизм дал новый взгляд на Российский колониализм. Сталин представил на обсуждение линию о Российском завоевании, являющимся «меньшим злом» по отношению к абсолютному злу. И историография были призвана найти подходящее теоретическое оправдание этой новой линии партии. Дебаты среди историков происходили следующим образом: Российская экспансионистская политика не была агрессивна, а скорее охраняла Российские интересы; захваченные народы вошли в контакт с более высокой культурой (Е.В.Тарле); государство и народы были неотделимы, и единство Советского государства простиралось на историю всех времен (Б.Д. Греков и Е.В. Тарле); малые нации не имели никаких перспектив независимого существования и были обречены на покорение их более мощными соседями (фашистская линия аргументации, которой следует, среди других, А.В. Ефимов). Из этого вытекало, что Российская колонизация была меньшим злом, чем аннексия этих регионов Турцией, Персией или Англией. Российская колонизация, безотносительно ее недостатков, показывалась как мягкая и прогрессивная, а колонизируемые охотно искали русскую «защиту». Тарле дошел до того, что заявил, что диалектика требует, чтобы история страны должна изучаться и исследоваться с точки зрения 1944 года.57

 

Рычаги контроля над нерусскими, которые были ослаблены в начальном послереволюционном периоде из-за политической целесообразности, теперь были постоянно напряжены. С этого момента никто, кроме русских не мог хвастать своим прошлым.

 

В тринадцатом номере журнала «Большевик» за 1950 г., протеже Сталина в Азербайджане, Багиров, секретарь партии, напал на борца за свободу Кавказа 19 века Шамиля. Тот был обвинен в том, что являлся агентом турок и англичан. Война этого кавказца девятнадцатого столетия против Российского экспансионизма была названа реакционной, антинародной, и поддерживаемой иностранными державами. Это была любимая тактика Сталина - выдвинуть якобы непредубежденную точку зрения, сопровождаемую правительственными директивами и резкой критикой. Статья Багирова сопровождалась публикацией решения внешне выглядящего объективным коллектива ученых. Это было решение Академии Наук СССР «Об антимарксистской оценке движения мюридов и Шамиля в работах научных Исследователей Академии Наук СССР» (датированное 22 сентября 1950 г.). Историки, которые предположительно следовали за «школой Покровского», были обвинены в «искажении исторической правды» и осуждены за их «политически вредную интерпретация мюридизма» и движения Шамиля. Эти историки были подвергнуты осуждению за их неспособность избавиться от «остатков антимарксистских течений школы Покровского». Суровая критика со стороны различных историков продолжалась. В 1953 г. в партийном журнале «Коммунист» историк А.Панкратова выделила книгу Г. Гусейнова «Об истории социальных и философских идей Азербайджана девятнадцатого века». Он был осужден за то, что неправильно хвалил Шамиля и мюридизм, под знаменем которого этот легендарный герой объединил Северный Кавказ, чтобы отразить российское продвижение. Автор предостерегает Гусейнова за приукрашивание, и что мюридизм был реакционным движением, вдохновляемым Турцией и Англией. Панкратова добавляет, что:

 

«Неправильные, антиисторические взгляды феодально-монархического движения Шамиля ... проникли и в университетские учебники» 58

 

Книга Гусейнова (о событиях на Кавказе), которая был издана Академией Наук, была изъята из обращения как 'буржуазно- националистическая'. Присужденная ранее сталинская премия была отобрана. Травля Гусейнов довела его до совершения самоубийства. Докторская диссертация этого дагестанского историка был объявлена недействительной. Так же все литературные произведения, хвалящие Шамиля, были изъяты от обращения. 59

 

В период хрущевской оттепели, после Двадцатого съезда партии, на Кавказе и в Дагестане были сделаны попытки, чтобы издать какие-то альтернативы к официальной истории, но они были недолги. В 1970-ых гг. снова, все попытки построения собственной истории были объявлены вредными, в то время как русский шовинизм снова более активно стал поощряться государством. В статье М.Блиева 1983 г. о Кавказских войнах русские были изображены в виде жертв злодеяний Шамила. 60. В том же самом году чрезвычайно популярный литературный поденщик Валентин Пикуль, в своих беллетризованных скетчах изображает всю семью Шамиля в виде садистов.61

 

Даже совсем недавние попытки публикации альтернативной версии истории колонизированных народов не «поощрялись» на том основаниях, что они нарушат взаимную дружбу наций. В 1989 г., в период гласности, когда группа историков из Чечни и Ингушетии отвергла официальную риторику о добровольном слиянии этих двух регионов и представила факты о государственных репрессиях против тех, кто критиковал линию партии, передовая статья местной русскоязычной газеты «Грозненскии Рабочий» от 1 марта 1989 г. обратилась к старым методам предостережения «виновного». Передовая статья «Гласность? Нет. Суррогат!» тяжело обрушилась на историков за «искажение фактов».

 

Гусеинов - это только один из многочисленных нерусских историков и писателей, которые стали жертвами сталинского курса против «национализма», и на которых напали за будто бы прославление их истории. Багиров систематически истреблял азербайджанских историков и ученых, занятых изучением социологии и политики. 62 Р.М. Магомедов был осужден решением Академии Наук, упомянутым ранее. Критика Панкратовой в ее статье (указанный выше) распространилась и на казахского историка. Она разгадала «буржуазно-националистические концепции» в книге Е.Бекмаханова, «Казахстан в 20-40-ых годах от девятнадцатого столетия». Она критиковала автора за изображение реакционного движения Кенесары Касымова как национально-освободительного. Подобным же идеализированным способом, согласно ей, это движение изображалось в книге «История Казахской ССР». Только теперь Панкратова раскрыла ее истинные намерения. Она критикует себя за свою роль редактора последней книги. 63 (Панкратова также получила выговор Академии за то, что придерживалась неправильной линии исторической школы Покровского. Она будто бы смотрела на казахскую историю через «казахские очки» и хвалила это освободительное движение.) Мы не знаем, спасла ли статья в журнале «Коммунист» этого ученого, или нет. Она была только заложницей в большей игре, начатой в 1950 г.

 

 

Нерусский был сделан второстепенным и его заставили замолчать. Все более ранние исторические работы, которые не соответствовали линии партии, были изъяты из библиотек, и только официально санкционированное исследование было впредь доступно. Сталинистское наследство сохранилось. Ученость снова повторила теперь обширную, громоздкую и часто внутренне противоречивую точку зрения на колонизацию. Теперь только выяснялось, что освободительная борьба наций в Австро-Венгерской и Германской империях была прогрессивна, как и освободительные движения колонизированных стран Азии и Африки. Все же такие же движения в царской России были названы вредными, или приукрашивались, или в противном случае назывались результатом работы иностранных агентов, феодалов и так далее. Фальсификации, искажения, клевета, извращения и преднамеренное умолчание об истории Других стали правилом.

 

Фальсификация и редактирования текстов и фактов, и их последующая рекомпозиция, для того чтобы удовлетворить сегодняшней политике были тем, чем советы овладели в совершенстве. Нам достаточно только вспомнить фотографии групп политических деятелей, где индивидуумы появллялись или исчезли «по желанию». Намерение было всегда одно и то же – контролировать последством фальсификации. В своей книге «Политика России на Кавказе от шестнадцатого до девятнадцатого веков», историк Н.Смирнов в 1958 г., обращается за помощью ко всем этим методам для того, чтобы опорочить черкесов:

 

«Уже 400 лет прощло с тех пор как кабардинцы, численно самый крупный народ Северного Кавказа, связали свою судьбу с судьбой русского народа. Они были в числе первых, кто сделал это ... Адыги и черкесы добровольно присоединились к Российскому государству. И именно так этот единственно правильный путь был определен, по которому в последующие годы последовали все другие Кавказские народы.» 64

 

Брачный союз, один из многих, между Иваном IV и дочерью кабардино-черкеского князя Темрюка в 1561 г., ложно изображается как дата добровольного слияния навсегда и всей территорией с Россией. По этой логике будто и не было никакой шестьдесятилетней Кавказской войны против Российской колонизации. Невежество автора выявляется в его фразе «адыги и черкесы», поскольку адыги были черкесами. Нет никакого упоминания о последующем выселении, геноциде и принудительном массовом исходе убыхов-черкесов и шапсугов-черкесов, депортации во внутренние районы адыгов, или злодеяний, совершенных против кабардинцев в девятнадцатом столетии. Вся книга – это ряд фальсификаций, искажение фактов, и манипуляции информацией с целью принижения кавказцев и прославления колонизатора.

 

«Наряду с характерными особенностями иностранной политики правящих кругов царской России - их торговли, экономической и военного расширения ... это [исследование] показывает исторические корни дружественных связей между народами России и Кавказа ... нельзя не видеть, что политика России на Кавказе имела также положительное значение в жизни кавказских народов. Они способствовали экономическому и культурному восстановлению отношений с великим русским народом, в ком народы Кавказа нашли истинного друга, и защитника» 65

 

Такого рода книги в последнее время стали подвергаться критике.66. Еще один пример исторической неточности и фальсификации касается жажды объединения колонизированных народов с русскими, чей культурный подъем якобы стал возможным только после слияния этих регионов с Россией.

 

«Союз с экономически и культурно более высокоразвитой Россией был выгодену народам Закавказья и Средней Азии, так как это спасало их от полного порабощения и разрушения хищными феодальными правителями Турции и Персии; феодальное раздробленность пришла к концу и с ней междоусобные войны феодальных правителей. Прогрессивная русская культура имела огромный эффект на развитие культуры этих народов, и постепенно они были интегрированы в Российскую экономику.» 67

 

Не было, понятно, никакого упоминания о том факте, что свободный народ Башкирии, среди прочих, был превращен в рабов (или крепостных крестьян) после русской аннексии, или о геноциде и истреблении в этих областях. На тюркских языках значение слова «басмачи» имеет диаметрально противоположный смысл его русской «интерпретации». Басмачи были борцами за свободу против русского колониализма в царские времена и в постреволюционный период. Значение этой концепции было перевернуто официальной советской историографией и изображалась как правда. Что касается борьбы за независимость туркмен в годы после революции, авторы книги «Краткая История Мира», выпущенной Институтом Истории Академии Наук, заявляют что:

 

«Басмачи - узбекское слово, означающее угнетателя, тирана или грабителя. Басмаческое движение было контрреволюционным националистическим движением, которое существовало в Средней Азии между 1918 и 1924 гг. Возглавлемое баями и муллами, движение носило характер явного политического бандитизма и нацеливалось на восстановление правления эксплуататорских класов и отделение Центрально-Азиатских республик из Советской России»'. 68

 

В брежневский период одна республика за другой была принуждена центром, к тому чтобы праздновать юбилеи добровольного слияния с Россией. Мурад Аннанепесов, академик Туркменского отделения Академии Наук, вспоминает, как в 1983 г. на пленарной сессии Центрального Комитета Коммунистической партии, была еще раз выдвинута концепция добровольного присоединения. Когда он и другие ученые возразили на это, им стали угрожать в секретариате Коммунистической партии и сказали, что это было директива центра. Кроме того, им было заявлено, что такая позиция помогает межнациональному воспитанию. Туркменским историкам приводили в пример народы Северного Кавказа, Казахстана и Киргизии, где такие юбилейные празднования добровольного слияния их регионов с Россией уже были проведены. Теперь, в 1984 г. настал, как им сказали, черед туркмен. Партийные боссы велели академику раскопать какое-нибудь подходящее научное «основание» для присоединения, или в противном случае быть готовым к страшным последствиям. Таким вот образом, «подходящие научные факты» были раскопаны и празднования прошли без помех.69

 

Новый миф, созданный советским государством касался «добровольного присоединения» наций в двадцатом столетии, то есть после революции. Это было начато Ленином в одном из первых декретов 1917 г. Советские книги по истории переполненны контрреволюционными, националистическими, буржуазными заговорами против Советского государства. Нет никакого упоминания о каком-либо из национально-освободительных движениях в этих регионах или о темах являвшимися табу - принудительном труде, смертях, голоде, принудительной коллективизации, депортациях и концентрационных лагерей.

 

Презрение и полное отсутствие уважения к Другим снова ясно видны от следующего примера. Мы сегодня знаем, что никто из «изучающих» историю нерусских наций в московском Институте Истории СССР (филиал Академии Наук) не был сведущ в языке его предмета изучения! Это было признано директором института, профессором А.Р. Новосельцевым:

 

«Историки центра изучают историю нерусских наций нашей страны, но, как правило, мы не знаем их языков, и даже не делали попытки изучить их».70

 

Если такая ситуация в ведущем и наиболее престижном институте, который руководил многими из исследований, сделанных в других местах по стране, то что тогда говорить о других научных центрах? Другой историк, профессор М.Н. Губогло из Центра изучений международных отношений, также относящегося к Академии Наук, подтверждает подобный же недостаток знания нерусских языков в его Центре. Кроме того, согласно ему, никакой работы не было сделано о сложных культурных, исторических и социологических проблемах, имеющих отношение к двадцатому столетию у различных наций.71

 

Не было необходимости изучать язык Других, потому что политика и отношение Советского правительства были такими же как и у царского. Поэтому, не имело особого значения, царские и или другие колониальные источники использовались при «изучении» Другого. Средства массовой информации, учебники и обязательные школьная и университетская литература повторяли эти старые стереотипы. Сложность социально-экономических и культурных отношений среди многочисленных наций была уменьшена до упрощенных предположений о «примитивных» и «феодальных» формациях. Ярко выраженное различие было сделано марксистами между христианскими нациями и теми которые исповедовали Ислам. В случае Грузии и Армении, историки подтверждали их прошлую культуру. Но там где речь шла о нации, которая исповедовала Ислам, историки следовали за политиками, повторяя мифы и ложь, направленные на то, чтобы подчеркнуть их низшее положение. Коварным способом сеялись семена разногласий на религиозных основе между христианами и нехристианами. Но даже армяне и грузины не были спасены от искажения их истории. Более ранняя ложь (историков подобных Ключевскому) о российских колониальных методах свободно использовалась для идеализации одной расы (русских) и клеветы Другой. История Ключевского была переиздана во времени Сталина.

 

Еще более разрушительным для человеческих душ было распространение лжи в школах и университетах. Система образования был единой на всех широтах и долготах страны, включая единообразие учебников. С незначительными изменениями, эта программа оставалась той же самой до периода гласности. В большинстве советских учебников истории Другой лишен своей истории до того момента времени, когда он становится частью России. И тогда тоже это имеет важность только поскольку является частью Российской истории. Напротив, Другой же должен был принять эту Российскую историю наряду с историческими фигурами и героями, многие из которых были завоевателями типа Ермака и Ермолова. Ирония такой ситуации была высказана абхазским писателем Фазилем Искандером в коротком рассказе. Один из его героев отмечает, что он может вспомнить только три даты: 1812 г. - Наполеоновская война, 1941 г. - начало Второй Мировой войны и 1917 г.. Все другие даты, он говорит, - нематериальны (несущественны) и не стоят упоминания, поскольку его собственная земля была вовремя заморожена. (?) (for his own land has been frozen in time).

 

Один маленький пример исторической неточности появляется в учебнике для четвертого класса начальной школы - получателе многочисленных государственных наград. Первая глава «Рассказов по Истории СССР» описывает руины 1700-летнего города в Кызылкумах в СССР, таким образом подчеркивая древнюю историю страны. Нет никакого упоминания о местоположении города, ни о людях, которые построили его, хотя он находится в Узбекистане. Эта глава, следовательно, должно быть обесценена для того, чтобы дать хоть проблеск о представлении истории Другого. Из этих шестидесяти двух рассказов в книге есть одно упоминание об Украине под польским «игом» и ее последующего воссоединения с «доброжелательной Россией», и глава по царской эксплуатации угнетенных народов. Какое же знание о других братских народах эта книга дает одиннадцатилетнему советскому школьнику?

 

«В Средней Азии не было ни одной фабрики, хотя узбеки и таджики уже с давних времен знали как выращивать хлопок. Соединясь с Россией эти народы научились многому от русского народа и от друг друга … Жители национальной окраины теперь начали получать ткани, обувь и металлические предметы». 72

 

Через сложную систему правд, полуправд и фабрикации лжи Восток представлен в таком виде, чтобы подчеркнуть его существенно подчиненное положение до его «соединения» с Россией. А ведь именно из этих регионов, начиная с незапамятных времен, хлопок, шелк, обувь и металлические изделия распространялись вдаль и вширь, включая Русь. Эта глава приводит царское запрещение на родные языки в школах, спровоцированные царским правительством беспорядки между армянами и азербайджанцами. Тем самым это подразумевает, что советское правительство проводило гуманную политику основанную на равенстве. А ведь это было в тот самый период, когда государство проводило политику вытеснения местных языков в республиках на второстепенный уровень.

 

В другом школьном учебнике по истории СССР для средних школ, местные правители Средней Азии изображены жестокими, а нищета и страдание населения приписаны правителям, феодалам и духовенству. Нет никакого упоминания о Российском колониальном присутствии в области или о вассальном статусе местных правителей. Книга, напротив, далее манипулирует фактами и описывает желание народных масс Хивы бороться с местным ханом при помощи Красной Армии в 1919 г., и о долгой борьбе против «басмаческих банд». В подобном же рефрене нам рассказывают о том, как население Кавказа увядало в течение трех лет под контрреволюционными правительствами. Редактор этого учебника - М.П.Ким, член Академии Наук. 73

 

Некоторые из запрещенных книг были переизданы в 1960-ых годах, в том числе оригинальные работы В.В.Бартольда о Средней Азии. Они были важны, поскольку они полагались на местные источники, и автор был хорошо сведущ в персидском и тюркском языках. Однако, те факты, которые шли вразрез с официальной линией, сопровождались обильными редакционными примечаниями, касающимися результатов Бартольда. Среди других вещей, они касались принудительного перехода на оседлый образ жизни центрально-азиатских кочевников царским правительством. В то время как официальные историографы и правительственные представители заявляли, что переход кочевников на оседлый образ жизни поднял их экономический уровень, Бартольд доказал обратное. Точно так же он описал древнюю и сложную культуру тюркских народов существовавшую намного раньше появления христианства на Руси в десятом столетии. Ученый обратился к китайским, персидским, арабским и тюркским источникам и детально разработал описание более или менее непрерывного расцвета этой (т.е. тюркской – прим.А.) культуры начиная с пятого века до н.э. Он упоминает о том, что существовало семьдесят городов в Ферганской долине во втором веке до н.э., он говорит о больших торговых городах, включая Мараканду (существующий и сегодня Самарканд), об обширной сети ирригации, о связях и с Востоком и с Западом, о древней литературе и письменности тюркских народов, и все это уцелело до Российского вторжения в девятнадцатом столетии. Бартольд подвергал сомнению упрощенное определение кочевников, данное царскими чиновниками и увековеченное советским режимом. Он пошел так далеко, что заявил, что присутствие монголов (которые разговаривали на тюркском языке – прим.А.) на Руси фактически дало передышку для Русских. Это была безопасность границы, которая оказалась способствующей, среди всего прочего, экономическому и культурному возрождению Руси. Советские историки немедленно осудили такие утверждения как размышления человека, незрелого в своем мировозрении. Что было важно, однако, что по крайней мере Бартольд стал доступен для народов Центральной Азии, которых так неправильно опорочили (has been so grievously wronged). Работы Бартольда, хотя были и не лишены прямолинейности, представляли собой альтернативное чтение. До 1960-ых гг. большинство народов Центральной Азии не имело никакого доступа к своей собственной истории, будучи лишенными своего шрифта и связи с языками, которые могли бы их обеспечить чтением альтернативным официальной линии.

 

Официальная советская историография двадцатого столетия c готовностью извергала государственную позицию по отношению к Другому. Она распространяла дезинформацию и неправду, и ее преднамеренное замалчивание причинило огромный вред человеческой душе, так же, как и другие формы пропаганды. Утверждая подлинность, объективность и научное основание марксистской истории, историография была односторонне воспринята как бесспорный авторитет. И потому что все альтернативные голоса были вынуждены молчать, официальная историография была успешной в определении имиджа Другого как контрастирующего Русскому. Однако, отрицая Другого, государство ускоряло собственный упадок. Последующий рост национализма был реакцией против маргинализации нерусских. Недавняя история была сохранена в народных воспоминаниях, и официальные искажения только поощряли повышение национального сознания. Средний же русский оставался неосведомленным об историях его «братьев» и знал только стереотипы, внушенные ему государством через его средства информации, и через образование и риторику.

 

Поэтому не удивительно, что когда появилась возможность высказываться, наиболее обычные утверждения, сделанные русскими были повторением жаргона, поднимаемого в течение стольких многих лет: культурная и экономическая отсталость «мусульман»; ссылаются на «бесспорные факты», которые снова и снова повторяют, что их подъем был благодаря русским - носителям культуры; утверждения, что Россия никогда не эксплуатировала никакую национальность - ни в прошлом, ни в этом столетии, и что недовольство нерусских против исторических искажений являются вымыслом нездоровых умов. Русский писатель Паустовский однажды сказал, что невежество порождает безразличие, которое распространяется подобно злокачественной опухоли. Невежество в Советском Союзе породило и безразличие и презрение. Для среднего русского обывателя сегодня каждый смуглолицый человек - или кавказец, «чернож-й», или «подбрюшье». Они все жулики и спекулянты. Государственные методы подавления альтернативных голосов, абсолютизации невежества Советского Востока, и успешного вскармливания официальных мифов (successfully fostering the internalisation of official myths), породили бешеный расизм.

[Aleksander]

Очередная провокация.

[Kirill]

2 Akskl

moderatorial

Предупреждение за разжигание национальной розни.

Тема закрыта